Русская жизнь-цитаты 14-21 июня 2024

Вчера Леонид Парфенов представлял новый том «Намедни» (2016-2020) в Сплендид Палас. Это его третий визит в Ригу за два года. И даже что-то вроде удивления прозвучало в его голосе, когда он об этом сказал. Зал полон, книги все скупили. Успех! Есть такие счастливцы, которые созданы для всеобщей любви и обожания. «Ты ходи, милая, ходи», - как сказано в старом анекдоте о любимой героине Парфенова Людмиле Георгиевне Зыкиной, когда у нее вдруг пропал голос. Леня и ходит, а, точнее - перебегает из одного угла совсем не маленькой сцены в другой, и на вопросы отвечает, и огромные цитаты наизусть шпарит, и говорит, говорит… Порой даже возникает иллюзия, что где-то стоит невидимый телесуфлер, в который он время от времени должен заглядывать - ну не может человек помнить километры текста наизусть! Но Парфенов помнит все. Можно сказать, это его главный дар. Ему не надо ничего специально запоминать. Его память устроена, как библиотечный каталог былых времен, где хранились карточки с четкими указаниями имени, времени, места. Вот автомобиль Волга, последняя модель выпуска 1971 года, вот мохеровый шарф в красно-черную клетку - непременный аксессуар мужского гардероба 70-х, или платье из кримплена, от которого в прямом смысле сыпались искры. И тут же Никита Хрущев машет шляпой с Мавзолея, и Валентина Терешкова выступает с поправкам к Конституции, чтобы обнулить все предыдущие президентские сроки Путина. Ну и, конечно, Зыкина - как без нет! - поет великий шлягер на все времена «Течет река Волга»… Калейдоскоп имен, дат, цитат, в котором поначалу даже немного теряешься. А потом вдруг неожиданно пронзает грустная мысль: неужели ты сам тоже состоишь из всего этого? Вот из этого советского хлама, который Парфенов перебирает уверенной и бестрепетной рукой, как на барахолке где-нибудь в Измайлово. Той жизни больше нет, но чешский хрусталь, дулевские фарфоровые чашки, почти новые мохеровые шарфы, виниловые диски Пугачевой, и некогда дефицитный двухтомник Евтушенко - все осталось. И что с этим добром делать - проблема, с которой сталкивались более или менее все, кто унаследовал родительские квартиры. Хранить? Негде. Продать? Никому не надо. Выбросить на помойку? Жалко. «Намедни» - главный проект Парфенова. Каталог забытых фактов и вещей. Музей советской невинности. Ведь мы тогда не знали, через что нам предстоит пройти! И к чему прийти… Самое поразительное, что Парфенов не прощается с этой эпохой. Он ею по-прежнему живет и дышит. Хотя сам давно перебрался в Европу, и все эти концертные программы и новые тома «Намедни» сочиняет в соответствии с лучшими традициями русской литературы, находясь на Французской Ривьере. Близость мест, где были написаны «Темные аллеи» и другие великие тексты на русском языке, должны только способствовать его вдохновению. Я помню последний выпуск «Намедни» на НТВ и отлучение Парфенова от телеэкрана. Это произошло не сразу. Были еще его документальные фильмы, были его ученики, продолжавшие говорить в кадре с его интонацией и напором, наконец, была памятная премия Владислава Листьева, которой его первого наградили - последняя попытка бывших друзей вернуть Парфенова в первую лигу телевизионного истеблишмента. Ничего из этого не вышло. Парфенов - ироничный и проницательный историк, собиратель фактов и аналитик непрошедшего времени - каждый раз оказывался в оппозиции власти, говорил против принятой точки зрения. Не за и даже не так уж яростно против - отдельно. Эту «отдельность», ему и не могли простить. Как и талант, конечно! Я все ждал момента, когда он меня удивит. Все плавно неслось к финалу. Промелькнул, распахнув свои длинные руки, молодой Муслим Магомаев, проверещала свою первую сиротскую песенку-хит Монеточка, проплыл перед глазами оренбургский пуховый платок бабушки Парфенова - учительницы русского языка и литературы. И вдруг из вороха записок вопрос про поэта Александра Башлачева. Много лет назад мне открыла его стихи Таня Щербина, которая его знала лично и высоко ценила. Знал его и Парфенов. Их бабушки были из одной деревни Уломы. Сблизились Леня и Саша, когда уже закончили журфак и стали работать в своих газетах: Парфенов - в молодежной, Башлачев - в городской. Тоска тоской. Андропов умер. Пришел Черненко, ничего нельзя. Все запрещено. И книги, и музыка, и вражеские голоса. И только стихи, то самое «Время колокольчиков», от которого потом обалдели все разом. И Артемий Троицкий, с которым Башлачева познакомил Леня, и Андрей Вознесенский, и Людмила Гурченко. А Алла Пугачева так расчувствовалась, услышав впервые Сашу, что согласилась расписаться у него на последней странице в паспорте. Звезда Башлачева сверкнула и вскоре погасла. В 1988 году он покончил с собой. Остались стихи. Одно из них - «Некому березу заломати» - Парфенов прочитал в самом финале своего шоу. Уберите медные трубы Натяните струны стальные! А не то сломаете зубы О широты наши смурные. Он по-прежнему спешит, торопится. Он привык говорить в кадре очень быстро. Парфенов по природе своей спринтер. Просто дистанция оказалась длинной. Вы все между ложкой и ложью А мы все между волком и вошью. Стихи, написанные сорок лет назад, обжигают и хлещут как молодая крапива. Это уже не мохеровый шарфик, а удавка, которую Парфенов затягивает все туже и туже. Он торопится дочитать, как будто боится, что мы не выдержим этого накала и начнем покидать зал. Но все сидят как вкопанные. Вот и посмеемся простужено, А об чем смеяться - не важно, Если по утрам очень скучно, То по вечерам очень страшно. Это уже не «Намедни», это уже «Навечно». И ледяной холодок, которым повеяло со сцены, и задыхающийся голос в микрофоне, торопящийся договорить нам все до конца, - такое не забывается. Всемером ютимся на стуле, Всем миром - на нары-полати. Спи, дитя мое, люли-люли, Некому березу заломати.