Русская жизнь-цитаты 14-21.03.2024

посмотрел на историческую риторику Путина 2022-2024 годов. Перед нами совершенно антикоммуникационная риторика, смысл которой сказать: «Мы не собираемся особо объяснять причины войны, зато предложим россиянам пространство «высших» смыслов, чего-то высокого, над-человеческого, за что можно и нужно умирать». Но при этом старый манипулятивный «прагматизм» то там, то здесь пробивает себе дорогу. Так, к 2023 году ушел тезис «это была превентивная война, чтобы не повторилась катастрофа 22 июня». В интервью Такеру Путин забыл и про любимые им геноциды. Зато в октябре возлагал цветы к памятнику жертвам антимобилизационного восстания 1916 года против царской власти в Кыргызстане, а потом вообще заявил, что дескать, не так и плохо было быть под Ордой: уж лучше под Востоком, чем под Западом. А после неудачного выступления у Такера вообще предложил не винить немцев за нацизм . «По словам одного бизнесмена, которые приводила The Financial Times, в день начала вторжения в Украину Сергей Лавров так ответил на вопрос, почему президент не рассказал элитам о принятом решении заранее: «У него три советника. Иван Грозный, Петр Великий и Екатерина Великая» [У Путина 2023]. Видимо, министр не шутил: Путин действительно чувствует себя участником и вершителем «Большой Истории», он глубоко переживает соприкосновение с этим «сакральным» пространством, а потому искренен в те моменты, когда предлагает и гражданам увидеть «высшие смыслы» в войне. Он выступает «главным жрецом» этой «гражданской религии», и можно было бы даже утверждать, что по отношению к идеологической системе он занял ту верховную – «авторитетную» – позицию, что и Сталин в свое время [в данном случае я отталкиваюсь от исследования: Юрчак 2016]. Однако это не так. Путин и его приближенные не обладают – как это странно ни звучит – даже аналогичным теоретическим, риторическим и интеллектуальным потенциалом, чтобы из многих кусков соткать более-менее единое идеологическое полотно. Копии архивных документов и пересказы былых диалогов с «вечными врагами» как раз и нужны, чтобы хоть как-то придать своим словам авторитетность. Им нечего по существу сказать о причинах войны, не могут они отважиться пока и на откровенный милитаризм – ведь каким бы ни стал заскорузлым и оторванным от реальности «миф о Великой Отечественной войне», все же в его основе лежит идея обороны, а не агрессии. Просчитанная неоднозначность и игра на противоречиях – неотъемлемое свойство исторической риторики Путина. Это «тотальная» война как Вторая мировая или просто «спецоперация»? Государство-центризм или русский национализм? Защита «своих» или изменение мирового порядка? Россия выживает за счет суверенитета или подчиниться внешней силе все же можно при оговоренных условиях? Эта риторика вдобавок тавтологична, и потому не стоит удивляться, что в один момент Путин случайно договорился до оправдания Гитлера – такая оплошность вполне вероятна тогда, когда приходится постоянно проговаривать старые, уже известные тезисы новым способом. Эта риторика то отсылает к «возвышенному», то совершенно антикоммуникационна, то стремится быть, как прежде, прагматичной. Потому нет ничего столь неожиданного, когда в общении с представителем муниципальной власти из Новгородской области в январе 2024 г. Путин вдруг вспомнил про демократические традиции: «<…> вече было не только формой правления в Великом Новгороде, но и во многих других городах средневековой России. Так что такая традиция – принимать важнейшие решения демократическим способом – в общем и целом была одной из базовых на территории Древней Руси» [Встреча с главами 2024]. На рубеже 2022–2023 гг. группа социологов из Лаборатории публичной социологии проводили качественное социологическое исследование отношения россиян к войне. Среди прочего, они очертили такую группу респондентов, как не-противники войны. К ней причисляли тех, кто склонен занимать пассивную позицию, оправдывая агрессию. Как правило, они говорили о том, что реальные причины скрыты, война была неизбежна, а значит, они не могут нести за нее ответственность. У происходящего есть скрытые реальные причины, и вообще в истории всегда были войны[4]. Несложно заметить, что многие из этих риторических аргументов самооправдания как раз и восходят к путинской риторике. Другое социологическое исследование, законченное осенью 2023 г., показывает, что количество твердых сторонников войны и мира примерно одинаково – по 19 % россиян. Ближайшая и дальняя периферия «милитаристов» – 41 %, «пацифистов» – 18 % [Владимир Звоновский, Ходыкин 2024: 125–157]. Это говорит о глубоком расколе общества, а не о единении. Воспитанный «консервативным поворотом» политический абсентеизм как распространенная модель поведения действительно позволяет системе сохранять устойчивость, но с точки зрения главной ее задачи – победа на фронте – этого недостаточно. С другой стороны, российские власти решают возникающие проблемы довольно цинично-рационально, равным образом как и действия россиян в большинстве мотивированы вовсе не провозглашаемыми идеалами. Исторические образы, превратившись в пространство застывших форм, все сильнее напоминают ширму. И чем дольше такое положение сохраняется, тем большее раздражение и ненависть будет вызывать все те идеи, образы и рассказы, которые сегодня превращены в содержательную сторону исторической политики»