"""Агитка в двух томах"". Какие книги и фильмы станут противоядием от учебника истории Мединского","Татьяна Мэй, историк, писатель – У хороших писателей даже в советские времена получалось, вопреки цензуре, протащить то, что они хотели сказать. Мне еще в старших классах попалась трилогия Юрия Германа о враче: ""Дорогой мой человек"", ""Дело, которому ты служишь"" и ""Я отвечаю за все"". Вопреки скулосводящим названиям, от этих книг невозможно было оторваться. Это история взросления и развития советского человека – неглупого и честного – буквально начиная со старших классов. Осваивание профессии, практика, война, а третья часть – о послевоенном времени, восстановлении разрушенного. Герман, сам чем-то похожий на своего героя, умудрился очень многое показать и объяснить внимательному читателю. Я читала эту трилогию в начале 80-х, еще до перестройки, и она меня поразила. В частности, это был один из немногих официально разрешенных советских текстов, где честно и довольно подробно – для тех времен, конечно, – говорилось о репрессиях. А во второй части этой трилогии есть эпизод, который я теперь постоянно вспоминаю. К партизанам переходит врач-немец. Деревенские рассказывают, что он тайком, скрываясь, лечил и подкармливал русских детей, спас раненого подбитого летчика. Потом, поняв, что сам уже на крючке гестапо, решил уйти к партизанам, и его подстрелили свои. Так вот партизаны стали расспрашивать этого доктора: зачем он все это делал? А он ответил им примерно так: ""Когда война закончится и мир узнает все о зверствах фашистов, то немцы на долгие годы станут париями. Будет опозорена вся нация, и никто не скажет о немцах ни одного доброго слова. Но найдется русская баба, которая скажет: ""А я знаю одного немца, который…"" Вот для этого я все это и делал"". Качественной мемуаристики о послевоенных временах, пожалуй, больше, чем художественной литературы. Мне кажется, особого внимания заслуживают воспоминания академика Сахарова. Сегодня детям в школе, может, и рассказывают, что Андрей Сахаров – это знаменитый физик-ядерщик, создатель водородной бомбы. А вот о том, что он диссидент и правозащитник, скажет не каждый учитель. Сахаров действительно был человеком системы, работал на государство, изобрел чудовищное оружие. Но в своих воспоминаниях он описывает, как, осознав, что, собственно, он делает, повернул против течения и стал правозащитником, буквально раздражающей занозой для власти. Интересны воспоминания и жены Сахарова, Елены Боннэр. Вообще, мне кажется, самые интересные люди – те, что менялись. Были абсолютно советскими, строили эту систему, участвовали в преступлениях режима, но потом что-то в них изменилось, произошел переворот всех представлений, и они стали совершенно другими. Так что я бы еще посоветовала автобиографическую трилогию Льва Копелева ""Хранить вечно"". Копелев был абсолютно советский человек, выросший на идеологии ""лес рубят – щепки летят"", в юности участвовал в раскулачиваниях и оправдывал их. Перелом в нем произошел под конец войны, когда наши войска вошли в Восточную Пруссию и на занятой территории начались эксцессы, в частности изнасилования немок. Майор Копелев, тогда сотрудник Политуправления, не выдержал, начал заступаться, пошел к командованию. Кончилось все тем, что его посадили ""за буржуазный гуманизм"". После отсидки Копелев был правозащитником, а потом эмигрировал в Германию, где стал очень известен. Нельзя пропустить и воспоминания Юрия Лотмана ""Не-мемуары"". Все знают его как литературоведа, семиотика из Тартусского университета, пушкиниста. Человека, казалось бы, благополучного в советские времена – его печатали, награждали. Но это только на первый взгляд. Когда после войны началась антисемитская кампания, Лотмана никуда не брали на работу. А потом и он не избежал внимания КГБ. Лотман вспоминает, как они с друзьями прятали на даче архив правозащитницы Натальи Горбаневской, и к ним пришли с обыском. Как они стояли и ждали, когда их арестуют… Если бы спрятанные бумаги нашли – ""сели бы усе"", а уж Лотман – точно. Войну он описывает скупыми мазками, но по точности и краткости характеристик чувствуется ученый. Например, месяцы между окончанием войны и демобилизацией он вспоминает как период, когда солдат охватила гнетущая смертная тоска. ""Мы пили по-мертвому и не пьянели. Приходилось вспоминать и давать себе отчет в том, что в эти годы старательно забывалось"". А еще пишет, как его призвали студентом-первокурсником в 1939 году. Их выстроили возле вагонов и объявили, что сейчас с прощальным словом к ним обратится старый питерский пролетарий. ""Слово это я запомнил на всю жизнь как ""Отче наш"": ""Ребята! Гляжу я на вас, и жалко мне вас. А пораздумаю я о вас, так и хуй с вами!"" – грустно-иронически вспоминает Лотман. Есть еще одна книга, о которой не могу не сказать. Это ""Подстрочник"" Лилианны Лунгиной – автора того самого, канонического, самого любимого перевода книг о Карлсоне. Однажды режиссер Олег Дорман послушал ее рассказы о своей жизни, обалдел от услышанного и уговорил сделать фильм. Это какое-то волшебство: перед камерой сидит просто пожилая женщина, не звезда кино, не красавица, рассказывает, картавя, что вспоминает на ходу. Но уже через несколько минут ты забываешь обо всем и слышишь только ее. Она говорит о послевоенном времени, об антисемитской кампании, о том, как люди сопротивлялись режиму, как отстаивали свою личную честь… Лунгина – человек сногсшибательной харизмы. У нее такие удивительные интонации, что оторваться невозможно. По фильму Дормана и была написана книга ""Подстрочник"". И это редчайший случай, когда я, человек буквы, предпочитаю фильм, потому что в книге не так видно обаяние рассказчика. На мой взгляд, это лучшее из всего, что можно посмотреть о советских временах.","""Агитка в двух томах"". Какие книги и фильмы станут противоядием от учебника истории Мединского",https://www.sibreal.org/a/kakie-knigi-i-filmy-stanut-protivoyadiem-ot-uchebnika-istorii-medinskogo-/32561749.html?fbclid=IwAR0AeuNsSo0GV-nupVyba2x-OHlts6_aiZ1c1vS4mdpk0VwnSOyTQ0frTbY,2023-09-06 04:53:30 -0400