У меня было много разговоров в таком роде. Я: «Ну вот, уехал, тяжело, мы делаем то-то». Мне отвечают: «А знаешь, я вот решил не уезжать. Мое дело — Россия, мои дети тут ходят в школу, мне это важно». И ты такой думаешь: вот как, неужели, а для меня это, оказывается, неважно. И ты говоришь: «Слушай, старик, мне понятно вообще все. Но прикинь, если завтра тебе скажут: твои дети отчислены из школы, ты сам уволен с волчьим билетом и не посадить ли тебя, в принципе, в тюрьму? Ты тоже своей родине будешь верен до последнего?» И в ответ мне испуганно: «Не, тогда я завтра уеду». Я говорю: «А, понятно». Одно из больших открытий, которые я сделал для себя, — это то, как своеобразно люди понимают принципы. Нет людей, готовых себя признать беспринципными. Но единственные принципы — в моих глазах, конечно, — это те, ради которых ты чем-то готов пожертвовать. И я наблюдаю, что разные люди из близких мне профессий не готовы пожертвовать ради принципов абсолютно ничем, даже лишним выходным или надбавкой к зарплате и гонораром за неснятый пока еще фильм, потому что им нужно же кормить семью. Вот, например, я могу рассказать историю, не называя имен. Некий человек из моего цеха, кинокритического, совершает поступок, который я нахожу подлым. Поступок не тайный, публичный, проверяемый Гуглом. И я об этом пишу. Я не употребляю этих слов «подлый поступок», боже упаси, я просто констатирую, но, конечно, делаю это так, что это вызывает чье-то осуждение. И человек мне пишет, но пишет в личку: «Ты сволочь, подлец, и критик ты бездарный, мы всегда это знали». И тут я абсолютно уязвим, безответен, я не могу вынести это в публичное поле, поскольку это будет типа очередная гадость, я должен просто съесть это и стерпеть. И когда ты понимаешь, что ты пожертвовал какими-то вещами, чтобы сохранить верность принципам, и ты говоришь об этом вслух, ты сразу чувствуешь себя чудовищем. Тут же толпа людей воспринимает это так, как будто ты плюнул лично им в лицо. Есть ли тут выход? Выход один — молчать. И не надо никого оценивать, и ничьи поступки не должны становиться ни в коем случае предметом для твоего высказывания. Лучше не высказывайся даже по поводу собственных поступков, просто совершай их как можно тише, надейся остаться в живых и не испытывать стыда при взгляде в зеркало. Но, конечно, когда ты лишаешься дома, родных, друзей, работы, аудитории, реноме, которое у меня довольно было солидным в России, а за ее пределами нулевое, кроме маленьких эмигрантских комьюнити… Когда ты идешь на большие жертвы ради немолчания, то принуждение к молчанию, чтобы не ранить тех, кто ничем жертвовать не хочет, абсолютно сводит с ума. Вот основной парадокс, в неразрешимости которого я два года живу. И, мягко говоря, такие вещи не способствуют диалогу, пониманию, превращают их в невозможность. И очень обидно, что эта невозможность возникает не из-за того, что одни за войну и за Путина, а другие против. Все против войны, за свободное искусство, против цензуры и за прекрасную Россию будущего, но при этом все друг с другом, б**дь, несовместимы.
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы | Colta.ru
June 07, 2024 10:24
"Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть... - Tatiana Voltskaya | Facebook