Русская жизнь-цитаты 1-7/09/2022

Facebook,"ROAR: АСЯ ВОЛОШИНА ПУТИН (И) ЧЕРТ В день последнего звонка одна бесстрашная девочка в одной далекой республике с риском и последствиями выкрикнула: «Путин — чёрт». («Последний звонок» — какое же точное слов сочетание. Раздался и разрывает. Раздался, как бесконечный баснословный душащий толстяк, раздался в ту ночь в феврале и звенит во всю голову, черепную коробку, во всю Землю, звенит в ушах… Так, не обрушиваться в сторону, держаться за мысль, держать мысль. А мысль пока вот она, маленькая и одна: это правда.) Это правда. Точка. Права эта девочка: Путин — чёрт. (Меняет это что-то или не меняет? Даже если не меняет, надо всё равно назвать. Замкнуть семиотический треугольничек проще, чем воткнуть иголку в кощеево яйцо кукле вуду. (Так, чтоб подействовало, разве же воткнешь?) Вот и удел — ничтожный: называть вещи именами.) Многие не согласятся. Путин — чёрт? Звучит, как кажется, непозволительно комплиментарно. Цахес, дед, путлер —  как там? — бледная моль… — Уж слишком он наглядная иллюстрация к фрейдовскому термину «компенсация». — Нуль на троне. — Недотыкомка как она есть. — Какой уж тут чёрт? Не льстите. Но. Когда я услышала, как бесстрашная девочка это коротко выкрикнула («Путин — чёрт»), я вдруг вспомнила того чёрта. То есть того самого. Того именно, который — он. Он описан у Мережковского. Мережковский в работе «Гоголь и чёрт» характеризует modus operandi чёрта. Modus operandi и мечту. Но сначала штрихи к портрету. Мережковский пишет, что Гоголь первый увидел «чёрта без маски, увидел подлинное лицо его, страшное не своей необычайностью, а обыкновенностью, пошлостью; первый понял, что лицо чёрта есть не далекое, чуждое, странное, фантастическое, а самое близкое, знакомое, вообще реальное ""человеческое, слишком человеческое"" лицо, лицо толпы, лицо ""как у всех"", почти наше собственное лицо в те минуты, когда мы не смеем быть сами собою и соглашаемся быть ""как все""». Почти наше собственное лицо («Эпиталама безличию, — добивает (чёрта) Андрей Белый. — Явление круглого общего места». И добавляет: «Тусклятина бьет по сознанию ярко». Читаешь всё это, и перед глазами расплываются на масленом блине лица его черты, сгущается поганая улыбочка.)  Так вот мечта чёрта, чертова мечта… Нет, еще одно. Надо напомнить, наверно, что чёрта вот этого — того, чья сила «не в остроте и глубине, а в тупости и плоскости, пошлости всех человеческих чувств и мыслей, не в самом великом, а в самом малом», — чёрта вот этого, Гоголем выведенного в/на свет, Мережковский видит в двух полюсах, воплощениях, ипостасях. В Чичикове и Хлестакове. И раз на то пошло, еще пару огромных цитат, хоть число их давно перешло допустимую «норму». «В Хлестакове преобладает начало движения, ""прогресса""; в Чичикове — начало равновесия, устойчивости. <…> Для Хлестакова всё желанное — действительно; для Чичикова всё действительное — желанно. Хлестаков — идеалист; Чичиков — реалист. Хлестаков — либерал; Чичиков — консерватор. Хлестаков — ""поэзия"", Чичиков — ""правда"" современной русской действительности. Но, несмотря на всю эту явную противоположность, тайная сущность их одна и та же». Прервусь на секунду. Я пишу наглый текст и в этой его части просто приглашаю вас получить маленькое извращенное удовольствие — удовольствие узнавания, удовольствие длиной в абзац. Насладиться совпадением: перечитать данную выше цитату из Мережковского, представляя (не сочтите за труд) того *тонкого* чёрта начала двухтысячных, чёрта-преемника, инкогнито из Петербурга — и сегодняшнего плотного чёрта семидесяти лет, воцарившегося над мертвыми душами. Продолжим, продолжая представлять: «…и сущность обоих — вечная середина, ""ни то, ни се"" — совершенная пошлость. <…> Хлестаков замышляет, Чичиков исполняет. Фантастический Хлестаков оказывается виновником самых реальных русских событий, так же как реальный Чичиков виновником самой фантастической русской легенды… Это, повторяю, два современные русские лица, две ипостаси вечного и всемирного зла…» Кажется, нарочно затягиваю очевидный вывод. «Как исполинские видения, как ""дряхлые страшилища с печальными лицами"", предстали ему (Гоголю) только два ""героя нашего времени"", два ""богатыря"", рожденные необъятным русским простором, — Хлестаков и Чичиков». Вывод простой. Россия дождалась. Россия выродила. Хлестаков и Чичиков — Сцилла и Харибда русской жизни. Два полюса чёрта — даже Гоголю с его гением понадобились два. (Чтоб чёрт между ними осциллировал, раскачивался на качелях, непременно оставаясь пошлою серединой.) Даже Гоголь не сумел единого создать. Такого, чтобы в нем одном целый чёрт  целиком поместился. А вот природа (?) А вот Россия создала. Эталонного гибрида. Идеальный сосуд. Единую неделимую пошлость. И воцарила над собой. И полюбила смертной любовью. (Естественно, предложенное выше дифференцирование возрастов не более чем трюк и финт для наглядности. Как гоголевский чёрт един в двух ликах Чичикова-Хлестакова, так и в Путине в каждый момент времени есть и Чичиков, и Хлестаков. (А если правда, что есть двойники, так тем более.) Вот так сила великой русской классической литературы! Оборотничество «либерала» (каковым когда-то кто-то считал его или притворялся, что считает), оборотничество слов (всегда совершается противоположное тому, что говорится, или говорится противоположное тому, что есть). Вот это вот «всё желанное  действительно» (захотел — захвачу), «всё действительное желанно» (есть Крым, есть Украина, есть весь мир — хочу!). И пошлость, пошлость, пошлость, пошлость. И вечная середина,  вечное «ни то ни се». Вернемся же к его мечте. Страх Чичикова — пропáсть, «как волдырь на воде, без всякого следа». Это из второго тома. И там же он, забывшись, раскрывает нам свою мечту. Распространиться. Вот его мечта. Мережковский пишет: «Главный смертный страх Чичикова не за себя самого, а за свой будущий род; за свою семью, за свое ""семя""». Исчезнуть, как призрак, — страшно. Стремление Чичикова к самоумножению в потомках «и есть стремление чёрта, самого призрачного из призраков, ""к земному реализму""». Вообразите: миллионы счастливых. Миллионы средненьких, «в которых повторяется, как солнце в каплях Тихого океана, единый родоначальник этого царства…». И ведь это очевидно.  Он ужасно хочет, чтоб весь мир был в точности как он. чёрт хочет? Путин хочет? Чтоб перекроился по его образу и подобию. Довоплотиться (это уж у Достоевского до-выражено), довоплотиться — помните? — хочет чёрт. На множитель России он уже самоумножился. И миллионноусто повторяется один и тот же текст. Его текст. Он вложен во рты, это же чертовщина. Это не оправдание. Не примите это за попытку оправдания. Я не хочу, чтоб это выглядело, как оправдание. Что вот Россию чёрт, мол, заразил. Это русский чёрт. Непосредственно русский. Это — искомое. Это то, что Россия обрела. Обрела и неистово любит. Эта вот гоголевская Россия. Эта вот путинская Россия (Россия Путина). Путинская Россия — это ведь так вот сегодня, сейчас должна называться та страна, что *лежит на карте.* Сейчас она *его* (грамматические категории зачастую с более  высокой точностью, чем что-либо, указывают на суть. Россия Путина.) Не говорю здесь о тех, кто в заложниках, для кого это горе. Говорю о России. Россия сегодня принадлежит Путину. Россия сегодня принадлежит чёрту. Последний звонок. Занавес. Что же теперь? Ну, вот произнесено. Неужели же лишь для этой констатации, которую еще семнадцатилетняя девочка-героиня сделала в далекой республике, нагорожено столько текста? Для аксиомы, которая не требует доказательства и даже в название вынесена? Зачем? Я не знаю. Я не знаю даже, как закончить. Я вообще не хочу писать о России. Но мой близкий друг, который воюет сейчас за свободу Украины, мне написал: «Понимание сейчас — это, возможно, молчание и тихая помощь. Или просто молчание». Так что не-молчать я могу сейчас только о том, что ненавижу. А о том, что люблю, — не могу. Поэтому я пишу о Путине. И поэтому вот что еще. Я хочу рассказать напоследок историю. Ее рассказывал один мой персонаж. «Знаете ли вы про Храм иконы Божьей Матери на Васильевском острове, где размещена учебно-техническая станция вoдoлазной подготовки? А вы загуглите:  он правда есть. Водолазная башня под главным сводом, отсек борьбы за живучесть в северном приделе, бассейн в алтарной части… А вы знаете, что там тренировался папа Путина? Вы представляете? Вы представляете фигуру отца, который погружается на глубину и одновременно парит под сводом храма Божьей Матери в городе, претендующем на ранг нетварной тайны, Антихристова Града… Отец погружается, парит, соединяется со стихией мутной застойной зловонной воды, кровью от крови этого места, входит в ее толщу и после этого акта перверсивного причастия порождает…» Здесь персонажа прерывают. Мне почему-то кажется, что важно это рассказать. По каким-то полумагическим-полусуеверным причинам. Даже несмотря на то, что это кусок из пьесы и не более чем литература. Не более чем литература, не более чем литература… но в слове «разоблачение»… в слове «разоблачение», в слове «разоблачение» что-то есть. АВТОР: АСЯ ВОЛОШИНА",Facebook,https://www.facebook.com/snorapp/posts/pfbid02Y37rzUqsXDgH99km5Dfzibx2PW8525gi72L6QYhkq5N7QUFgXY9BHZ5KYDvS437Tl,2022-09-06 03:23:14 -0400