Русская жизнь-цитаты 1-10.10.2024

Влюбившись в советского инженера Александра Грампа, выпускница Гарварда Гертруда Кливанс решилась на переезд в Россию. А когда в годы Большого террора ее мужа арестовали, отказалась от американского гражданства, чтобы отрезать все пути назад. Прошла вместе с мужем через лагеря и ссылки и ни разу не пожалела о своем решении. При этом, кажется, в основном все о происходящем в стране понимала с самого начала. Из ее писем к родным, когда еще можно было писать: "Последнее время здесь повсюду проходят шумные процессы над так называемыми саботажниками. Особенно много разговоров о последнем из этих процессов. Сначала все обвиняемые были приговорены к смертной казни, а затем правительство неожиданно проявило великодушие и заменило смертные приговоры тюремным заключением. Большинство людей этого понять не могут. Дело в том, что только что их заставляли маршировать под знаменами и требовать смертной казни саботажникам, и вдруг приговоры отменяются. Сегодня утром мои студенты рассказали мне, что на заводах и фабриках происходят стихийные митинги, на которых рабочие протестуют против решения ЦИКа об отмене смертных приговоров. Психология, которая лежит за всем этим, представляет большой интерес. Очевидно, никто не знает и, наверное, никогда не узнает, справедливы ли все эти приговоры. Технические специалисты запуганы продолжающимися арестами. Каждый инженер дрожит от страха, думая, что он будет следующим. Если по одной из многих причин, оправданных или объяснимых, какой-то проект осуществляется не так, как это было запланировано, всегда можно ждать обвинения в саботаже. Выходцы из буржуазных семей боятся, естественно, вдвойне. Здесь циркулирует много слухов о восстаниях и покушениях. Хотя большая их часть оказывается вымыслом, все время есть ощущение, что где-то может прорваться недовольство народа, который в общем-то находится в отчаянном положении. Государство всячески старается убедить население в том, что виновником всех трудностей являются контрреволюционеры и саботажники. Шествия и митинги, требующие смертной казни контрреволюционерам и саботажникам, здесь организуются довольно часто. Предприятия и учреждения на это время закрываются, улицы перегораживаются веревками и барьерами. В эти часы по городу распространяется много слухов, в том числе слухи об убийстве Сталина и других руководителей. После завершения шествий трамваи снова начинают перевозить огромные массы людей из одного конца города в другой. В газетах и по радио такие марши и демонстрации преподносятся как выражение воли народа, но, для того чтобы их правильно оценивать, надо иметь в виду, что они носят, по существу, принудительный характер. В эти дни в Москве происходит важное событие – идет суд над очередной "бандой контрреволюционеров". Думаю, что вы читали об этом в американских газетах. Здесь из этого делается большое шоу. Вчера тысячи рабочих маршировали по улицам и требовали смертной казни "вредителям", как здесь называют контрреволюционеров. Сегодня по специальному билету я присутствовала в качестве зрителя на одном из заседаний этого суда. На меня все это произвело огромное впечатление, но об этом расскажу вам при встрече. Вообще, писать письма отсюда довольно трудно. С одной стороны, мне кажется, что можно описывать все, как оно есть на самом деле, так как создается впечатление, что власти все равно знают все обо всех. (Здесь шутят, что даже если ты во сне переворачиваешься на другой бок, кто-то тут же сообщает об этом властям!) С другой стороны, многие советуют быть осторожней и осмотрительней в письмах. Так что имейте в виду, что многое из того, что я хотела бы написать вам, я не пишу. … Обо мне не беспокойтесь и не волнуйтесь. Я здорова, счастлива, меня окружают прекрасные люди, у меня очень интересная работа. Да, кстати, не верьте, пожалуйста, тому, что пишут о России американские газеты. На самом деле здесь по крайней мере в три раза хуже, чем они об этом пишут!" А вот из воспоминаний друга Александра Грампа: "Грампу на первом же допросе выбили практически все зубы. Требуя, чтобы он подписал бумаги о его вредительской деятельности. Он не подписал. Он просил сообщить о своем аресте Кагановичу. Следователи предложили все изложить письменно. Он написал. Через месяц его вызвали на очередной допрос. Следователь спросил Грампа: вы писали обращение к Кагановичу? Вот пришел ответ. По диагонали листа красным карандашом было написано: "Этих б…ей расстрелять мало". Из воспоминаний сына Евгения Грампа: "Маму тут же уволили с работы, почти все вещи были конфискованы. Из квартиры нас выселили сначала в полуразвалившийся барак на окраине Москвы, а чуть позже – и оттуда, прямо на улицу. … По отзывам многих, мама хорошо владела пером…, но, к сожалению, не оставила после себя абсолютно никаких воспоминаний, дневников, записей. Страшный обыск 37-го оставил у нее неизгладимое впечатление. На всю жизнь запомнил слова мамы: "Я всегда стараюсь уничтожать все лишние бумаги. Если еще раз суждено пережить обыск, пусть он будет хотя бы не таким длительным". Грампы все пережили, после лагерей остались работать в Норильске. Из воспоминаний их знакомой: "Таких людей, как Гертруда Яковлевна и Александр Николаевич, я больше никогда не встречала. У меня было ощущение, что, как от мощных "аккумуляторов", я на всю жизнь зарядилась от них энергией, любовью к людям. Так влияли они на всех, кто попадал в сферу их притяжения. В их доме легко дышалось, казалось, что становишься лучше, чище, добрее. Гертруда Яковлевна умела создать вокруг себя такую атмосферу, в которой прекрасно чувствовали себя прибалты и корейцы, русские и евреи, армяне и осетины. Это было проявление интернационализма в лучшем понимании этого слова". Из первого после 17-летнего перерыва письма Гертруды Кливанс родным в США от 5 августа 1964 года: "Не удивляйтесь, что я ничего не пишу о нашем прошлом. Постарайтесь понять меня правильно: во-первых, то, что мы пережили здесь после 37 года, просто невозможно изложить на бумаге, во-вторых, пережитое нами находится за пределами вашего воображения. Вы никогда не сможете понять и тысячной его доли, так как у вас нет адекватных критериев для оценок. Поймите главное: я счастлива сейчас и была счастлива все эти годы, я не сожалею ни об одном из серьезных решений, которые принимала в своей жизни. Современную историю я познавала не из книг и журналов. Я сама жила в этой истории и была ее частью". Только в конце 60-х ей удалось съездить в Америку, увидеться с родными. Она была счастлива. Но конечно же вернулась назад к мужу и сыну. Жизнь сильнее, чем кино.