Русская жизнь. Смерть (июнь 2009)

Вот с чего началось неожиданное происшествие: конюх полюбил меня как исправного работника, за ревностное исполнение обязанности; нередко, по окончании вечерней очистки конюшни от навоза, брал он меня с собой в гости к его ополчанам - гусарам, жившим против нашего дома, на другой стороне улицы. Приятель мой - конюх - был человек не без слабости, имел страстишку: любил поиграть в карты и именно по этому предмету весьма часто и посещал товарищей. Бывало, мой конюх едва покажет к соседям в двери нос - и начинается игра весьма значительная. Один из игроков с неизменяемою физиономиею и неподвижным взором, имея перед собой рассыпанное золото и серебро, молча держал карты в руках, укладывая их то направо, то налево. Прочие игроки, не шевелясь ни одним членом, вытянув шеи вперед, едва дыша и вперив глаза в руки метателя карт, как легавые собаки, выжидающие дичь, неподвижно сидели; но вдруг это молчание прерывалось, происходил шум: одни вскакивали с мест и били себя по лбу кулаками, другие рвали зубами карты, а в это время с неподвижной физиономией - автомат хладнокровно отгребал от каждого игрока к себе золото и серебро. Случалось и наоборот, все игравшие отгребали от метавшего карты кучи денег, сопровождая свои движения радостными восклицаниями и смехом. Понятная вещь, что они играли в банк, о котором я тогда не имел ни малейшего понятия.

С игорных вечеров, о которых я сказал, мой приятель, конюх, возвращался со мной иногда в веселом расположении духа: он беспрестанно потрепывал по своему карману, наполненному золотом и серебром, приговаривая: «Russe? Bon!» Но когда шел он из гостей молча, повесив голову, это означало, что мой камрад конюх проигрался в пух.

За неделю перед выходом из Москвы главной неприятельской армии, после вечерней чистки навоза, конюх, взяв меня с собой, пошел к соседям - гусарам. В этот раз он или из особенного расположения, или для счастья в игре, посадил меня рядом с собой. Смотря на игру моего камрада, я удивлялся, что он ни одного раза не отгребал денег от метателя карт; между тем как игрок с неизменяемой физиономией беспрестанно тащил золото и серебро от моего приятеля. Счастье закапризилось и обернулось к нему задом, он проиграл все бывшее у него. Проигравшийся конюх в порыве гнева выскочил из-за стола и, схватив меня за шею, дал кулаком по затылку такую затрещину, от которой у меня посыпались искры из глаз, и я отскочил шагов на пять вперед. Вероятно, конюх предположил, что постигшее его несчастье произошло от моего соседства. Ошеломленный дружеским подзатыльником и боясь повторения его, я бросился бежать из комнат, почесывая затылок и рассуждая о непостоянстве навозной дружбы.

В это время среди ночной темноты заметил я перед освещенными окнами игорного дома мелькавшую тень человека, которая то нагибаясь, то поднимаясь, вытягивала шею и с большим вниманием смотрела в окна, как бы делая наблюдения над живущими в доме гусарами. Я спросил: «Что ты так кобенишься и пристально высматриваешь, не хочется ли и тебе поиграть с ними в карты?» Неизвестный, не ожидая в глухую ночь быть замеченным, стремительно отскочил от окон и, став передо мной, грубым голосом отвечал: «Тебе какое дело? Ну - поиграть! Разве ты живешь в этом доме?» Я, вглядываясь в неизвестного, который показался мне крестьянином с рыжей, курчавой бородой, в сермяге, подпоясанной кушаком и мужицкой шапке, сказал: «Нет, брат, я здесь не живу, а был только в гостях и после славного угощения, вот этим… - и показал ему кулак, - возвращаюсь домой». Крестьянин, зорко посматривая на меня, проговорил: «Да ты русский, что ли?» Я отвечал: «Конечно, не француз, а московский житель, по несчастью со всем семейством попавшийся в плен к разбойникам - неприятелям. И все претерпеваем жестокие страдания». Неизвестный, несколько подумав и взяв меня дружески под руку, ласково сказал: «Я вижу, ты доброй малый! Пойдем в этот сад, мне нужно кое о чем с тобой переговорить по секрету». Подстрекаемый любопытством узнать тайну, я, хотя с боязнью, решился идти за незнакомцем в указанное место.