Сам Фалин, коренной ленинградец, блокады не помнит - его, пятнадцатилетнего, эвакуировали в Кунгур Молотовской области, работал на лесоповале («потому что негде больше было работать»), потом взяли на электростанцию, а через полтора года уехал в Москву - работал токарем-инструментальщиком на заводе «Красный пролетарий», точил барабаны для тросов, на которых крепились аэростаты воздушного заграждения. После войны поступил в МГИМО, с 1950 года - в мидовском Комитете информации. «Это был такой главный аналитический центр страны - формально при МИДе, на самом деле замыкался на секретариат Сталина. Одно время в состав комитета даже входили все разведки - и Первое главное управление, и ГРУ. Пока был жив Сталин, мы писали справки и записки для него, а когда он умер, стали работать по заданиям от Президиума ЦК. Как раз тогда, летом пятьдесят третьего, я поспорил с Берией - не лично, конечно, а в письменном виде. Берия говорил, что на земельных выборах в ФРГ победят социал-демократы, а мы писали, что у них минимальные шансы. Выборная система в Западной Германии была создана под лозунгом Маршалла: „У нас нет оснований доверять демократической воле немецкого народа“. Там была такая хитрая система подсчета голосов, что социал-демократам, чтобы получить мандат, требовалось в десять раз больше голосов, чем ХДС, а коммунистам - в сто раз больше. Сейчас об этом почти неприлично говорить, но начиная с 1946 года и до самой смерти Сталина все предложения по демократизации Германии исходили от советской стороны и только от нее. Идею свободных выборов мы предложили еще в сорок шестом году, за три года до создания ГДР».
На выборах 1946 года, которые прошли в советской зоне оккупации Германии, победил, разумеется, Народный фронт, возглавляемый Социалистической единой партией Германии. Партия называлась единой, потому что кроме коммунистов в нее вошли и социал-демократы немецкого Востока. «Сталину идея СЕПГ очень не нравилась, - вспоминает Фалин. - Он все носился с идеей восстановления самостоятельной социал-демократической партии, считал, что коммунисты себя слишком догматично ведут. Об этом мало кто знает, но он требовал от немецких партнеров не строить в Восточной Германии мини-СССР. Сталин говорил: „Ваша задача - довести до ума немецкую революцию 1848 года, прерванную Бисмарком и сведенную на нет Гитлером. Все реформы должны быть буржуазными по сути, никакого социализма“».
III.
Комитет информации, в котором работал Фалин, после прихода к власти Хрущева был реформирован и переведен в подчинение ЦК. В 1958 году, когда в очередной аналитической записке сотрудники комитета поспорили с Хрущевым о статусе Западного Берлина, комитет вообще был упразднен, а Фалина позвал к себе на работу новый министр иностранных дел Андрей Громыко. Должность Фалина в МИДе в разные годы называлась по-разному, по сути оставаясь одной и той же - спичрайтерской. Валентин Фалин писал все выступления Громыко и те выступления Хрущева, в которых тот касался внешней политики. «Приходилось писать не только публичные послания. Например, в переписке Хрущева и Кеннеди по Карибскому кризису тоже пришлось поучаствовать, но главное послание, которое в итоге передали по Всесоюзному радио, - вот его Хрущев сам надиктовывал, без посторонней помощи. Почему по радио? Дело в том, что американцы ждали ответа на свой ультиматум о выводе ракет к полудню по вашингтонскому времени. Хрущев и Громыко боялись, что наш посол в Америке Добрынин к этому часу просто не успеет получить и расшифровать послание, поэтому, чтобы не рисковать, отправили Леонида Федоровича Ильичева на Пятницкую, в радиостудию, и он сидел рядом с диктором и следил, чтобы тот все правильно прочитал».
Кубинская и берлинская проблема были главными кризисными направлениями советско-американских отношений в те времена, когда Фалин работал в МИДе. После провала вторжения поддержанных американскими властями кубинских эмигрантов на Кубу («провал авантюры в бухте Свиней») Фалин присутствовал на встрече Джона Кеннеди и Никиты Хрущева в Вене и слышал, как Кеннеди дал Хрущеву слово чести, что случаев, подобных высадке в бухте Свиней, больше не будет. «Но мы прекрасно знали, чего стоит слово, данное американцами - Эйзенхауэр в свое время тоже давал слово прекратить разведывательные полеты против СССР, и уже после этого к нам прилетел Пауэрс и еще три десятка более успешных самолетов-шпионов. Так вот, в тот самый момент, когда Кеннеди дал Хрущеву слово не трогать Кубу, в Америке начинались приготовления к операции „Мангуст“, над которой работала команда в 400 человек, включая Роберта Кеннеди. Операция была назначена на ноябрь 1962 года, так что я уверенно могу сказать: наши ракеты спасли Кубу от американского вторжения, и ошибкой размещение ракет не было».
IV.