Разумеется, мы здесь говорим далеко не обо всех бардовских песнях. Хватало наивных, которые пытались бряцать на струнах «взаправду туристские песни», без намека на намек. Но они и не получали процента на процент популярности. Как и натурально политические певцы, типа того же Галича, которые и в самом деле исполняли нечто противозаконное, получали за это по шапке, высылались и т. д… В то время как умные люди - работали тихо и не пыльно, не призывая никого пытать и вешать прямыми, понятными словами. А когда стали - например, в ранние девяностые, когда за запрещенное принялись все, - выяснилось, что это никому не нужно. Политика, сама себя разрешившая, перестала быть темой. В дело пошло откровенное восхваление уголовщины как образа жизни. Гигантская индустрия так называемого «русского шансона» сознательно работает на воспроизводство и расширение уголовной культуры. Средства, вложенные в какую-нибудь монструозную «Катю Огонек», сопоставимы, наверное, с годовым довольствием российской армии.
***
Мы вытаскивали ленту из лентопротяжки где-то час. Задача была сверхсложной - не повредить ни намагниченный лавсан, ни тонкие детальки механизма. Работали пинцетом, последовательно - когда один уставал, брался второй.
В конце концов лента все-таки порвалась. Мы вытащили жеваный куцый хвостик, но это не очень утешало.
- Звони, - со вздохом сказал Саша Кирюше.
Подразумевалось, что нужно объясниться с владельцами кассеты, смиренно принять их боль и гнев и договориться о компенсации ущерба.
Кирюша, красиво бледнея, вышел в коридор, на рандеву с телефоном.
Вернулся он, уже приняв естественный цвет, но смущенный.
- Все фигня, - сказал он, махнув рукой. - Они мне не то сунули. Сами извиняются. Просят только кассету вернуть. А того сибирского они сами ищут, кому-то отдали. Короче, мы не особо того.
Мы несказанно… нет, не обрадовались, тут применимо выражение «с душ упал груз».
- А что там было-то? - поинтересовался я на всякий случай.
- Фигня, - повторил Кирюша. - Концерт. Бранден… в общем, концерт. Пятый, начало.
- А-а-а, ну да, этот, - Саша поморщился, мобилизуя культурную память, - Бетховен.
- Бах, - поправил Кирюша.
- Без разницы, - заключил Саша. - Фигня.
Максим Семеляк
Лестничная клеть
Телевизионная рощинская двухсерийка «Старый Новый год» построена, как многие помнят, на сопоставлении обитателей двух квартир благополучного блочного дома. В одной проживает интеллигенция (точнее было бы сказать - буржуа, но И.Мирошниченко в хлестком халатике как раз постулирует: «Это я - интеллигенция», поверим); в другой - шукшинские крепкие мужики со свежей городской пропиской и последствиями в виде необузданного телефона, плохо идущей в многоэтажках водки и обвинительных речей о космосе. Между сюжетообразующими жилыми площадями курсирует алкаш Адамыч-Евстигнеев - блуждающий конденсат условно простого народа.
А на лестнице стоят они - барды.
Девушки поют.
То есть буквально - пока развиваются какие-никакие события, на лестнице торжествует авторская песня в исполнении Татьяны и Сергея Никитиных. Приходит время, люди головы теряют, и это время называется весна. Песня торжествует совершенно параллельно - меня с самого детства («Старый Новый год» застиг лет в восемь) слегка зачаровывали эти восторженные спевки среди лестничных пролетов именно своим несовпадением с собственно процессом. Это был совершенно не саундтрек (хотя тогда таких слов не знали), но, скорее, эскорт. Барды (а на лестнице, вне всякого сомнения, расположились именно они) были как бы не вполне от мира сего - вот и песню они поют почему-то про весну, хотя на дворе 13 января. Даже алкаш Адамыч к ним не суется, не говоря уже о более принципиальных действующих лицах. Махровые интеллигенты-буржуа воют песню про березовый сок (из кинофильма «Мировой парень», кстати), а вовсе даже не «Поднявший меч на наш союз». Шукшинские же крепкие мужики, даже несмотря на присутствие в их квартире певца Трошина, вообще ничего не исполняют, за исключением каких-то частушек, а также «Собачьего вальса» в версии киноактера Б. Щербакова. Иными словами, никак не реагируют на происходящее на лестничной клетке.
Так барды и шли по жизни - вполне бравурно, вполне многочисленно, но все же - лесенкой. Все же - в курилке. Все же - у лифта.
Как говорится, резервация - здесь.
Авторская песня - вообще довольно странное явление. Это стиль, от которого негласно открестились все непосредственные зачинщики. В самом деле, деды-основатели - Окуджава, Галич и тем паче нынешний юбиляр ВВ (вот уж кто лютой ненавистью ненавидел бардов, по крайней мере, так мне говорил режиссер Дыховичный) совершенно не ассоциируются с пространством Грушинского фестиваля etc.