Русская жизнь. Интеллигенция (февраль 2008)

- А кто вам сказал, что там вообще был какой-то музей? - ласково пропела А. Д. Ипатьева.

- Альбина, - сказала я не менее ласково, - Дмитриевна! Это вообще-то медицинский факт. Отсутствие статуса не означает отсутствие музея.

- Какой музей, если экспозиция никакой ценности не имеет! - твердо сообщила она. - Так постановила комиссия. А пустить я вас не могу, потому что он опечатан КУГИ, а не нами.

- А здание-то чье, кому принадлежит, на чьем балансе?

- Ни на чьем балансе, хозяина у него нет, вопрос решается.

- Где я могу получить информацию?

- Не знаю. Обращайтесь в райисполком, - сказала Альбина Дмитриевна.

Куда- куда?

Это как если бы в Жуковке какой-нибудь стояли беспризорными 74 квадратных метра недвижимости у самой воды - налетай, риэлтор.

VI.

Вареник принял трудное решение: единственный способ сохранить музей - подарить его другому музею. Уйти под крыло. Ни должностей, ни денег ему не надо - только пусть сохранят якоря и постаменты, опоры и флаги, бутылки и двухсотлетние кирпичи с фирменным стрельнинским тиснением.

- Пишу письмо губернаторше: возьми ты мой музей, Христа ради - и переписку 40 листов. И Пиотровскому то же самое. Ни ответа ни привета. Ладно, иду к президенту. Пишу: Владим Владимирыч, многоуважаемый! Ты, как Петр Первый, Стрельну возродил - возьми и мой музей! И что вы думаете - вице-губернатор мне сразу отвечает: да, надо сохранить, хотят, значит, передать нас в Ломоносовский краеведческий музей на правах филиала, ждите, приедет комиссия.

В марте прошлого года приехала. Помимо чиновников от культуры, там были и эксперты из других музеев. Нетрудно догадаться, что Вареник и комиссия друг другу не понравились.

- Одна - из музея Ленина, другая - из шалаша в Заливе. А у нас-то здесь - великие князья. Ну и как мне с ними разговаривать?

Охрана посторонилась. Дорвавшийся до музейного двора (фактически - вернувшийся на родину) Вареник обнаружил следы неслыханного вандализма. Двор музея был заставлен топливными цистернами и прочим хламом, принадлежащим водно-спортивной базе и частному предпринимателю Полежаеву. «Венок с памятника никчемно валяется на земле». Двадцать якорей пропали бесследно, исчезла «Водка - гибель на воде», и в грязи, в дерьме, в непотребстве, как пьяная старая шлюха, валялась перевернутая балюстрада, да, балюстрада причала дачи Матильды Кшесинской (уф, сколько падежей). Потрясенный надругательством, Вареник немедленно потребовал от комиссии составить акт о разрушении наружной композиции. А комиссия сказала бездушно: да ну, тут нечего смотреть, открывай давай, мы замерзли.

Мир встал на дыбы, а они, понимаете ли, замерзли.

Вареник разозлился и ушел в часовню, что в двадцати метрах. Комиссия покричала в спину, вызвала администрацию, приготовились пилить замок. Вареник стоял в часовне и от негодования не мог вспомнить слова молитвы. «Нету молитвы - вылетела. И в этот момент слышу голос - оттуда, сверху голос: „Не ходи ты туда, пускай сами пилят. И отстранись от зла“. И что вы думаете? - у них болгарка отказалась пилить. И они не стали пилить, а начали составлять акт. И тогда я успокоился, пошел на почту и отбил телеграмму Владим Владимирычу».

Он верит, что будет ответ.

VII.

В сумерках мы стоим на круглом мостике на Отводном канале, там, где он выходит в залив. Прямо - туманное море, справа - роскошный пресс-центр Дворца конгрессов, по левому берегу - яхты в разноцветных попонках, огражденные от граждан сеткой-рабицей с вывеской «Проход запрещен. Злые собаки». Флаги яхт развеваются на отдельных белых флагштоках, пытаюсь прочитать название, на полотнищах только фрагменты: «Аква…», «Гранд…» - фу, как неоригинально.

За яхтами виднеется башенка «Морской Стрельны».

Граждан не пропускают к морю.

Море теперь не для граждан. Оно для катеров и яхт.

- Тут это - яхты стоят дорогие, - говорит молодой сонный кавказец. - Мало ли чего вы с ними сделаете.

- Здесь Лермонтов впервые увидел море! - вдохновенно сообщает Вареник.

- Закрытая территория, - вяло вторит другой секьюрити. - В обход, в обход.

- Сюда на трамвае приезжал Александр Александрович Блок, устав от своих домашних. Вон там он сидел целый день, думал, рефлексировал, приходил в себя… А через два месяца - умер!

В сумке у меня папка для прокуратуры, где Вареник требует возмещения ста семидесяти пяти тысяч рублей материального ущерба, нанесенного наружной экспозиции музея.

Музея, не существующего на бумаге, не признанного, отмененного за какой-то высшей ненадобностью, нелепого, прекрасного, теплокровного, по-настоящему исторического и слишком человеческого для нового гербового ландшафта.

Где же зарыта собака? - вспоминаю я страстный варениковский вопрос.

А вот они и выходят из-за забора, собаки.

Живые. Сытые. Очень спокойные.

Олег Кашин Системное наложение

Махачкала-2008: без света, тепла и воды

I.