Русская модель управления

Поэтому в конце застойного периода для того, чтоб запустить в производство какую-то новую модель оборудования, необходимо было пройти несколько сот согласований, получить несколько сот виз. Каждая виза — виза не одного человека, а целой организации. Чтобы ее добыть, надо внутри этой организации пройти весь круг, получить подписи десятков людей, каждый из которых тоже избегает ответственности. Естественно, что качество управленческих решений от этого не выигрывало. По данным обследований, до 60–70 % рабочего времени управленческих и до 40–50 % труда научных и инженерно-технических работников расходовалось на прохождение процедур согласований[369]. По другим данным, «анализ затрат времени в сорока научно-исследовательских институтах показал, что на собственно научные разработки в них уходит лишь 10 процентов времени, а 90 процентов — на согласования, оформления и другую вовсе не научную работу»[370], «…на различные согласования и утверждения по производству новой техники уходит до половины периода ее морального износа»[371].

Найти виновного в очередном провале стало невозможно. Чем сложнее управленческое решение, тем дольше оно принимается, тем большее число согласований оно должно пройти. А глобальные решения, которые касались большого количества исполнителей, предприятий и отраслей, вообще могли готовиться годами, если не десятилетиями. Новые технические и организационные решения, завязнув в согласованиях, устаревали на корню. Средства массовой информации застойных лет полны подобными примерами.

«…Серьезно тормозит дело действующий ныне порядок распределения продукции через снабженческо-сбытовые организации. Никакой логикой не объяснить требование Госснаба СССР подавать заявки даже на самые элементарные механизмы и машины не позднее чем за полтора-два года. Да разве можно предвидеть каждую мелочь, прогнозировать аварийную поломку оборудования или крупное изобретение?»[372]

«Новый обрабатывающий центр от идеи до серии рождается за год, а заказать все необходимое для него инструкции предписывают за полтора-два года. Мыслимо ли далее допускать такое!» — возмущается зам. главного технолога Ивановского станкостроительного объединения Ю. А. Иванов. — «На зависть работникам Госснаба СССР сообщу: некоторые электродвигатели и системы ЧПУ объединение от инофирм может получить через месяц, а с наших заводов надо ждать год»[373].

Плановая экономика канула в Лету. Казалось бы, механизмы хронического согласования тоже должны отмереть. Однако они сохранились, так как управленцы по-прежнему стремятся избежать ответственности. Например, зарегулированность сферы жилищного строительства даже усилилась. «Наиболее простое в нашем деле — возведение объекта. Самое сложное — сбор технических данных и оформление документации», — так говорят многие девелоперы. «…На первом этапе строительства, а оно начинается примерно за год до рытья котлована, необходимо собрать около 250 подписей. Не менее сложно частной фирме бывает и сдать в эксплуатацию дом, даже принятый „на ура“ государственной комиссией. …По подсчетам девелоперов, два года уходит на сбор подписей, год — на строительство и почти год — на сдачу объекта в эксплуатацию. За это время рынок меняется и любой проект устаревает»[374].

Принято считать, что раздутый бюрократический аппарат и обильное бумаготворчество умышленно навязаны государством, чтобы подчинить себе население и контролировать каждый шаг подданных. Общественное мнение полагает, что бюрократия идет рука об руку с деспотизмом и всеобщей подконтрольностью. Однако то же самое общественное мнение постоянно издевается над бюрократизмом, подчеркивая, что бюрократия мешает работать, препятствует реализации государственных интересов и фактически мешает проведению реального централизованного управления.

Говорили и писали об этом и в царской России, и при советской власти, и в наши дни. Например, высказанное графом Валуевым мнение об антигосударственной сущности бюрократа стало излюбленной темой советских сатириков: «Судьба представлений губернских начальников и генерал-губернаторов весьма нередко зависит не от гг. министров, но от столоначальников того или иного министерства»[375].

К концу брежневского правления ситуация дошла до крайней точки. Министерства и ведомства запрашивали с мест такое количество документов, что сами не могли их обработать и обобщить, поэтому министерства и главки были вынуждены вызывать людей с мест в командировки, чтобы те свои собственные бумаги разбирали. Москва шлет запрос — дайте нам такую-то информацию о том, как вы работаете. Экономисты провинциальных предприятий составляют отчеты, посылают их в Москву, а затем, по требованию министерства, выезжают в Москву в командировку, чтобы там, сидя в помещениях министерств и ведомств, разбирать свои же собственные отчеты и давать заключения о том, как они сами работают. Полная профанация идеи централизованного управления.