Русская модель управления

Английский историк Роуз писал о войнах европейского средневековья: «Мы не должны смотреть на войну той эпохи как на нечто подобное тотальной войне современного общества: она была скорее способна поглотить избыток жизненной энергии общества, нежели обескровить его; она в основном занимала только тех, кому нравилось ею заниматься. И она не была продолжительной: она то вспыхивала, то₄₄угасала, особенно на море, где были длительные интервалы, когда ничего не происходило» . Иное дело кочевая война. Технология кочевания такова, что при наличии лошадей для выпаса скота требуется лишь около 20% мужчин племени. «Таким образом, из производственной сферы (небольшим числом ремесленников здесь можно пренебречь) высвобождался труд восьмидесяти процентов взросл^хх мужчин. Они могли целиком, профессионально посвятить себя войне. Эта особенность хозяйства кочевников позволяла им... наносить страшные удары земледельческим народам, значительно превосходящим их и численностью, и уровнем культуры»⁴⁴⁴. Если в ходе набега племя потеряло 80% мужского населения, то с экономической точки зрения оно никакого ущерба не понесло. Достаточно по окончании войны разделить всех женщин между уменьшившимся в пять раз мужским населением и продолжать воспроизводство материальных благ и населения. Поэтому война для них объективно является экономически выгодным занятием - понесенные потери компенсируются захватом чужого имущества.

У кочев^хх народов в войне участвует практически мужское население, вследствие чего в качестве подлежащих уничтожению врагов рассматривается все побежденное племя, включая младенцев. Стереотипы поведения кочевников на войне традиционно кровожадны, они не делят противника на воинов и мирное население⁴⁴⁵. Земледельческий образ жизни ставит экономические ограничения слишком разрушительным войнам, у кочев^хх народов этого предела нет.

В войне с кочевым народом нельзя было позволить себе потерпеть поражение, это приводило к подлинной катастрофе. Жертвы и лишения мирного населения, угроза потери жизни и иму­щества в случае такой войны были гораздо серьезнее, чем в войне с оседлым государством. Русская же система управления вырабатывалась именно в годы борьбы с кочевниками. Сначала с хазарами, потом с печенегами, затем с половцами, потом с татарами (причем каждая последующая волна кочевого нашествия была в военном отношении сильнее предыдущей, и в силу большей военной эффективности эти волны сменяли друг друга).

Феофилакт Болгарский писал в X веке о печенегах: «Их набег — удар молнии, их отступление — легко и тяжело в одно время; тяжело от множества добычи, легко — от быстроты бега. Нападая, они предупреждают молву. А главное — они опустошают чужую страну, а своей не имеют. Жизнь мирная — для них несчастье, верх благополучия — когда они имеют удобный повод для войны. Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, никто

⁴⁴³ Rowze A Z. The Expansion of Elizabethean England. London, 1955. P 239

⁴⁴⁴ Берзин Э. Указ соч С. 48.

⁴⁴⁵ См Нестеров Ф. Указ. соч. С. 14

еще не узнал, сколькими тысячами они считаются: число их бесчисленно»⁴⁴⁶.

Поход Бат^1я — лишь одно из бесчисленн^хх кочевых нашествий. Так, лишь за последнюю четверть XIII века, «по подсчетам В. В. Каргалова, Орда провела не менее пятнадцати крупн^хх по­ходов. Многие города (это после Бат^хя) снова и снова разрушались: Пе4)^яславль-Залесский — четырежды, Муром, Суздаль, Рязань — по три раза, Владимир — дважды» ⁴⁷.

«В 1561 г., когда уже были покорены Астраханское и Казанское ханства и Московское государство вышло к Хвалынскому (т. е. Каспийскому) морю, проникшие через незащищенную степь татары сожгли Москву. Юг оставался крайне опасным до начала XVIII века. Даже в районе Тулы в XVII веке места были заселены слабо, заниматься мирным трудом было практически невозможно. На Руси существовала поговорка „Не хвались в Поле едучи, а хвались — из Поля"»⁴⁴⁸. Татарские, и не только татарские, набеги продолжались вплоть до второй половины XVIII века, когда Гирей последний раз вырвался из Крыма.

Когда Россия стала колонизовывать земли на востоке, она фактически находилась в состоянии непрекращающейся войны с кочевыми племенами, защищавшими свои степи. «Вся русская лите­ратура последующего (то есть XVIII) столетия полна рассказами об этих постоянных стычках»⁴⁴⁹. Русские поселенцы постоянно подвергались набегам. Для чего в киргиз-кайсацкой степи стояла описанная Пушкиным Белогорская крепость, один из многих степн^гх укрепленных пунктов? «Русская крестьянская колонизация была бы немыслима без крепостей, без засечной черты и без помощи бегущих от закона казаков»⁴⁵⁰.