Такое положение дел, естественно, не мотивировало на эффективную работу. «Крестьянин не только не стремился максимально увеличить площадь своего надела, но и еще старался „скинуть с себя" его часть, а с ним и повинности. С этой целью хозяин держал не двух лошадей, а одну, отговаривался тем, что ему нечем сеять, оставлял часть барской запашки необработанной»416.
Если кто-то начинал получать больше дохода, то барин мог просто увеличить оброк. Так что хорошей работой можно было нанести вред не только себе, но и всей общине. Пока все работали мало и плохо, помещик имел одно представление о доходности своих земель. А если хотя бы один крестьянин увеличивал продуктивность хозяйства, то у барина возникал соблазн повысить оброк или увеличить барщину. Власти общину сохраняли и поддерживали. Государству легче иметь дело с кластерной единицей, чем с каждым отдельным крестьянином. Например, пока в Сибири землевладение было заимочным, общины не было. Но к XVII веку в наиболее освоенн^хх районах Сибири начало оформляться деревенское начало: «мир», выборные представители которого были ответственны за поведение крестьян. Государственная власть обязывала крестьян снабжать провиантом служил^хх людей, то есть выполнять барщинные повинности.
Известно, что уже с 1620 года земельные угодья новопоселенцам отводились на целую общину. Община же сама делила землю и отводила своим членам новые участки, когда старые оказывались выпаханными417. Никто не мешал членам общины, каждому в отдельности или целыми семьями, по своей инициативе расчищать от леса и обрабатывать новые участки. Но эти участки земли находились в распоряжении отдельной семьи до тех пор, пока не окупали затраченный труд. Затем они поступали в передел, т. е. переходили в распоряжение всех ее членов418.
Другой опорой общинного уклада жизни и общинного мышления была православная церковь. Не случайно «совсем не было общин в Прибалтике, Западной Белоруссии, Левобережной Украине — там, где была сильна католическая церковь. Их было мало в Восточной Белоруссии»419.
Игнатович И И Указ соч С. 96 416 Воронцов В П Указ соч С 243
417 См Традиции крестьянского землепользования в Поморье и Западной Сибири в XVII-XVIII вв М , 1984 -С 106
418 См . Горемыкина В И Об общине и индустриальном хозяйстве в Древней Руси // История СССР, 1973 -№5 -С 135
419 Там же
Россия велика. Многие ее обитатели еще занимались подсечным земледелием тогда, когда на Западе уже происходили буржуазные революции. Однако, как веревочка ни вейся, конец-то все равно будет. Подавление общинами конкуренции позволяло сохранить и даже увеличить число домохозяйств, но количество земли на одно хозяйство естественным образом уменьшалось. Сельское население губерний Европейской России со времени реформы 1861 года к 1900 году выросло с 50 до 86 млн человек. Площадь надельной земли осталась неизменной, размер надела сократился с 4,8 до 2,6 десятины. Под пашню пошли выпасы, что, в свою, очередь, привело к понижению количества скота. Земля стала хуже удобряться. В Германии в 1898 году крестьянин получал с одной десятины сто пудов хлеба, а в России — только сорок420.
Прирост населения России в 1900-1914 годах составлял 2% в год. Такой большой прирост создавал проблему, поскольку только для его поддержания требовалось ежегодное увеличение производства на 2%. А общинное землевладение не позволяло перераспределить землю в пользу более эффективн^хх хозяйств и тем самым поднять продуктивность сельского хозяйства. Отсталость России и, как следствие, бедность населения видны из размеров национального дохода на душу населения, который составлял в 1913 году около трети немецкого и 1/8 американского421.
Другим следствием общинного хозяйствования было отсутствие в крестьянской среде понятия частной, собственности на землю. Земля принадлежала не отдельным семьям, а общине в целом и регулярно переделивалась между членами общины. Переделы происходили после ревизий (то есть переписей) и бывали двух видов — общие и частные. При общем происходила общая нарезка полос и разверстка их между всеми членами общины, а при частн^хх переделах в разверстку поступала лишь часть земли, делившаяся между небольшим числом домохозяев. С одних дворов община «сваливала» землю, а на других «наваливала». Мальчик 10 лет имел право на 1/4 часть надела ревизской души, 12 лет — на 1/3. Общинник от 20 до 55 лет имел право на один-два надела. После 55 лет крестьянин освобождался от земли и обязанности работать на ней.
Передел земли регулировался «обычным правом» — отсюда поговорка «что город — то норов, что деревня — то обычай». Механизм земельного передела был сложным. На сходе избирались «мерщики». Перед выходом в поле они давали присягу на честность. Каждое поле сначала делили «по доброте», отделяя плохой участок от хорошего. Потом каждый участок делился на полосы, и они посредством жеребьевки распределялись между общинниками. Так появлялась чересполосица.