Чувство узнавания прошло, рассеялось, как дым. Олег спустился на лестницу и взял в руку навесной замок, которым запирал чердак. А от кого, собственно, он прятал кости? Здесь воров нет, да и вряд ли кто-то позарится на них… Ладно, дело не в костях – ясно же, что он запирал чердак, чтобы… не дать им выйти оттуда. Олег знал, что ему не приснился тот звук: будто скелет прыгает на одно ноге. Может быть, останки и могут двигаться, пускай, но он не пустит их за пределы своего дома.
Это их дело. Оно касается только Олега и его нового друга – скелета… Олег сунул дужку замка в петли и защелкнул собачку.
Он торопился, подгоняемый какими-то жуткими и тяжелыми мыслями. Если Олег не будет двигаться быстрее, они накатят на него, словно каток, и раздавят.
Олег бросился переодеваться. В голове у него билось только одно:
– Как долго гроза идет, – сказала Лида.
– Такое лето, – отозвалась мать. – Сама удивляюсь.
Они вдвоем уместились на одной кровати. Свет в доме не горел. Из большой комнаты временами доносилась возня – засыпая, хозяйка ворочалась.
Лида легла с края и теперь смотрела в темноту, разыскивая свой сон. После насыщенного разговорами вечера, после той усталости, которую она привезла с собой, казалось, отключение будет быстрым, но уснуть не удавалось. Прошло почти полчаса после «отбоя», а Лида все прислушивалась к шуму дождя за окном.
Совсем рядом лес, думала она, и выглядит он жутковато в такое время. Темное пространство, призраки… что-то, что я давно, кажется, забыла.
Она успела позабыть детский страх темноты, все свои фантазии и мифы. Сегодня они напомнили о себе. Как только Лида очутилась в другой обстановке, где не было привычной системы защитных барьеров, как в городе, она стала воспринимать темноту по-другому. Темноты здесь была живая. Она имела очертания, плоть, кости и сердце, которое билось. Закрывая глаза, Лида думала, что слышит это ровное зловещее биение. Его можно было спутать с ударами капель о подоконник, но все равно, всякий раз Лида чувствовала страх.
– Мам?
– Что?
Мама, кажется, начала засыпать.
– Ты мне не сказала…. Как там у тебя пишется?
– Хорошо.
– Пьеса?
– Нет.
– А что?
– Роман ужасов…
– Что-о? – Лида засмеялась и хотела обернуться, но Наталья схватила ее за плечо.
– Лежи, а то упадешь?
– Да ты серьезно, что ли?
– Сто процентов…
Лида засмеялась, но прикрыла рот рукой, чтобы не разбудить хозяйку.
– Ну, мам, ты даешь. Ты же никогда, по-моему, не интересовалась такими вещами. Фильмов ты таких не смотришь, книг не читаешь.
– Мало ли, чего я не читаю. Не играет роли. – Наталья переменила позу. Ей было жарко.
Она радовалась вопросу дочери. Тяжело держать все внутри себя. Постоянно.
– Ну и что должно быть в твоем романе? – спросила Лида.
– Потом расскажу. А пьеса – чушь на постном масле, понимаешь. Почитала я ее свежими глазами – и подумала, что хватит с меня этой гнуси.
– Гнуси?..
– Да. Я ведь не потому, что отцу твоему не нравится, перестала ее писать…
– Не оправдывайся, мама.
– Я не оправдываюсь – уже вышла из этого возраста. Просто объясняю. Мне только казалось, что пьеса получается хорошая, а ты мне подыгрывала. И не отрицай. Подыгрывала, чтобы поднять мне настроение и внушить побольше оптимизма. Но для писателя это не очень хорошо. Поглаживания по головке, даже с благими целями, только развращают. Оттаскай писателя за волосы – и только тогда он напишет что-нибудь хорошее. Я не ахти какой мастер, но даже я это поняла. Невозможно быть любимчиком у всех и всегда. А отец твой прав, когда молчал… Я пыталась выудить из него похвалу и теперь за это себя ненавижу. Стыдно. Перед отъездом сюда я уничтожила пьесу, стерла файлы. Блажь – и ничего больше.
– Понятия не имела, что в этом столько премудростей, – сказала Лида.
– Я тоже.
– И что же роман?
– Чем-то напоминает автобиографию.
– Серьезно?
– Спи. Я устала как собака.
Они засмеялись, не понимая, почему. Вдали прогрохотал гром. Гроза, беснуясь, ушла северней.
Лида еще какое-то время раздумывала над словами матери. Все это было необычно и не сразу укладывалось в сознании.
Сейчас уже поздно, подумала Лида, засыпая. И нечего об этом думать.
Джип остановился на сухом участке, чуть в стороне от дороги. Сама дорога была, собственно, двумя рыжими от глины колеями, заполненными водой. Чтобы выскочить из них, Виктору пришлось немало потрудиться. Даже его внедорожник мог застрять здесь – и тогда пришлось бы искать помощь, унижаться…
Этого как раз Виктору было не надо. Он хотел остаться незамеченным. По крайней мере, не попадаться на глаза людям, живущим в дачном поселке.