Русская эпиграмма

Не следует думать, что в этот бурный период нашей истории, да и в предшествующие времена, эпиграммы сочинялись только на царей, на проводников их политики и на классы, стоявшие у власти. Бунтующих сатириков ожидали как репрессивные меры воздействия, так и огонь ответных эпиграмм. Эпиграмматические баталии всегда развертывались вокруг насущных проблем или в связи с деятельностью какого-либо государственного института, занимающего в стране главенствующее положение. Таким учреждением в Италии была папская курия, во Франции — Французская академия, а в России начала XX века — Государственная дума. Каждая партия, представленная в ней, пробивала дорогу к избирателям, от которых она зависела, используя все средства — от серьезных программных и теоретических печатных статей до сатирических выпадов против своих конкурентов.

Эпиграмматическую активность политиков-литераторов интересно проследить на примере творчества члена Государственной думы, крайнего черносотенца В. М. Пуришкевича. Когда он громит разные буржуазные партии, находя в них несоответствие между декларируемыми целями и способом их достижения или выискивая слабые места в поведении отдельных депутатов, его эпиграммы вызывают интерес. Когда же он пытается зажечь толпу великодержавными настроениями и даже подтолкнуть ее к погромным действиям, его антигуманизм у порядочного человека не вызывает ничего, кроме возмущения и омерзения. То же самое можно сказать и о П. К. Мартьянове.

Экстремистские взгляды Пуришкевича, Мартьянова и иже с ними находили решительный отпор у лучших представителей общества. Так, большую симпатию вызывает гражданская позиция А. В. Амфитеатрова, которая хорошо видна не только в его эпиграммах, но и в нашумевшем на всю Россию памфлете «Господа Обмановы» (1902), и в критических выступлениях. В статье «Тэффин грех» он писал: «Смех прекрасен, когда он озаряет движение общественности, когда ясна его культурная цель, когда светлою стрелою летит он в мрак, убивает и ранит его чудовищ». Самоотверженно сражался с чиновниками мракобесия и В. В. Князев.

Но в ряду гуманистов, начавших эпиграмматический путь в ту мятежную пору, хочется прежде всего отметить Демьяна Бедного и В. В. Маяковского.

Демьян Бедный пересмотрел старые поэтические формы и возродил басню, признававшуюся в начале XX века лишь как явление литературного прошлого, и вместе с басней не менее забытый вид эпиграммы — сказку.

Напоминаем, что по совокупности признаков все сатирические эпиграммы, как нам кажется, делятся на блиц-эпиграммы и эпиграмматические сказки. В каждой из этих групп возможно дальнейшее формообразование. Во Франции, например, в конце XIX века была изобретена «экспресс-басня», названная так потому, что из четырех канонических строк последняя несет в себе мораль, как положено для басни, и в эту последнюю строку вкладывается столько неожиданного или остроумного, что, согласно Лессингу, четверостишие из басни преображается в эпиграмму, как это видно у Александра Поте (1820–1897): «Жан попался красотке в сети… // Под луной обвенчался с ней// И убил ее на рассвете. // (Мораль:) Утро вечера мудреней».

А у нас Демьян Бедный в рамках эпиграмматической сказки создал всесокрушающее оружие политической сатиры — «маленький фельетон», небольшое стихотворение в виде диалогической сценки или бытовой картинки пародийно-насмешливого характера. Отправной точкой «маленького фельетона» служит конкретный жизненный факт, о котором часто сообщается в эпиграфе. Данный факт в стихах переосмысливается, утрируется, и в то же время мы чувствуем отношение к нему автора, если не открытое, то подспудное. О стиле баснописца Д. Бедного, который неразрывно связан и с «маленьким фельетоном», критик тех лет П. Мирецкий (П. П. Казмичев) в 1913 году отозвался так: «Это уже не прежний, плавный, певучий язык… Нет, это живой, находящийся в творческом процессе образования, язык народной массы наших дней, переживший все мучительные толчки последнего перелома русской жизни, язык необыкновенно богатый, красочный, нервный, бойкий, часто дерзкий, часто грубый, приближающийся к фабрично-заводской частушке».

В результате на переломе русской жизни столкнулись два направления: одно, показательное для писателей, группировавшихся вокруг журнала «Сатирикон», и другое, выражавшее крестьянские и рабочие интересы и настроения. Поэты-сатириконцы опирались на традиции первой половины XIX века и основное внимание уделяли эстетическим качествам эпиграммы, уклоняясь в сторону ее изящества и игривости. А крестьянским и пролетарским писателям была ближе скорбная муза Некрасова и демократизм поэтов-искровцев.

Тенденция последних решительно возобладала после революции 1917 года. Стране срочно понадобились стихи, которые сорвали бы маски с внешних и внутренних врагов нового строя языком, доступным самым широким массам. Таким первым глашатаем революции стал Маяковский.