Русская доля

Элементарная объективность просто заставляет признать, что Маркс до сих пор на порядок, на голову остается выше всех теоретиков научного хозяйствования вместе взятых! При этом надо иметь в виду, что не все ученые, вошедшие в историю как экономисты, были таковыми на самом деле. Василия Леонтьева и Леонида Канторовича, например, правильнее относить к математикам. «Настоящих» же современных экономистов, пользующихся всеобщим почетом и уважением, наделенных многими наградами и почетными званиями, среди которых не один лауреат Нобелевской премии, даже и называть не хочется – не то что критиковать. Экономики всех стран (это и Аргентина судьбоносных 1960-х, и послеальендовское Чили, и внезапно обретшая независимость Россия и многие-многие другие), руководителей которых смогли загипнотизировать их красивые речи, с завидным постоянством отбрасывались на десятилетия назад. А кто не соблазнялся знанием великих экономических тайн – тот благоденствовал. Когда, например, 1990-е годы в Восточной Азии разразился финансовый кризис, единственная страна, вышедшая из него без потерь, была Малайзия. Ее правительство, выслушав рекомендации международных экспертов, поступило наоборот. Так, есть один плюс в пользу прозрения Дебора. Но не будем отвлекаться, приземляя вершину политэкономической мысли – теоретические построения марксистов.

Начнем с их фундамента – материалистической философии с ее жестким противопоставлением материи как независимой от сознания, «объективной» реальности и сознания как формы отражения этой самой реальности, то есть как некоего продукта материи. Позвольте усомниться в самой возможности отделения одной всеобщей категории мышления от другой. Представьте гипотетический разговор между Марксом и Энгельсом, состоявшийся, например, в одном из лондонских пабов за кружкой-другой доброго английского эля.

– И все же, Карлуша, я пребываю в некоторой растерянности, – говорит Энгельс, потягивая свой любимый напиток. – Поскольку твое сознание независимо от моего, то для меня оно подпадает под наше определение материи – как объективно существующая реальность. Аналогично, так как по крайней мере в деталях я думаю иначе, чем ты, то естественно предположить, что и мое сознание существует независимо от твоего. Следовательно, ты тоже можешь считать его материальным? Получается, что сознание есть материя? Нет ли здесь логического парадокса?

– Дорогой мой, это же диалектическое противоречие. А диалектика суть наука наук, оружие пролетариата. Вишь? – призрак его уже приподнялся над Тауэром. Вот-вот грядет всемирная революция, и нефиг мудрствовать лукаво.

Введение Марксом политэкономических категорий осуществлено, мягко говоря, также не корректно. Например, под товаром понимается продукт труда, произведенный для продажи. Ладно, пусть будет так. Но когда мы вычитаем далее, что «деньги – это особый товар», нам вновь приходится обращаться за помощью к диалектике, ибо здоровая логика заходит в тупик.

Диалектика, конечно, мощный инструмент, но надо знать, когда и как ею пользоваться.

В данном же случае приходится напомнить о существовании полисемии (многозначности) слов и распространенной практике выражать одним и тем же словом (омонимом) различные понятия. Так, в русском языке «коса» означает и сплетенные вместе пряди волос, и прибрежную, отделенную водой от основной части полоску земли, и орудие труда (не могу не дать несколько совершенно разных образов: «девица с косой», «старуха с косой» и «премьер-министр с косой»). Слово «деньги» является омонимом во всех языках мира.

Для многих, особенно для типичных американцев, оно выражает одно из важнейших жизненных ценностей, фетиш, объект поклонения и преклонения.

В политэкономии деньги – это, конечно, всего лишь регулятор хозяйственных отношений. Не могут они быть товаром просто потому, что не являются им, и все тут! А разноцветные (конечно, лучше зелененькие) бумажки с отпечатанным на них номиналом – это совсем другое дело. Разница между их сущностями примерно такая же, как между полковым знаменем и соответствующим войсковым подразделением. Воюют люди, а не стяги, и если вам взамен реальных, материальных ресурсов подсовывают бумажки с какими-то надпечатками на иностранном языке, да еще с известными масонскими образами, то первым делом резонно спросить самого себя: а не хотят ли вас обжулить?

Терминологические неточности блекнут на фоне неправоты итоговых, идеологических выводов марксистской политэкономии.

Призрак коммунизма бродит по Европе? Пролетариат – самый революционный класс, могильщик буржуазии? Нечего ему терять, кроме собственных цепей? Классовая пролетарская солидарность превыше всего? Жизнь с предельной ясностью отвергла все эти лозунги.

Не надо быть мудрецом, чтобы констатировать: побродил коммунизм по Европе, захирел, оброс грехами, подгнил, а после распада Советского Союза сгинул на неведомо долгий срок.