Но когда Максим и Анна вернулись в Москву, его
— Все, Аня. Для тебя я уже уехал.
— Почему? — изумилась она.
— Так надо.
— Ты скотина!
Он посмотрел ей в глаза, и впервые за все время их знакомства в его глазах не было озорного блеска гения. В них была боль.
— Аня, моя фамилия Раппопорт, ты знаешь. Но я бы мог отдать им эту фамилию, всю, с тремя «п», и взамен взять тебя и уехать, я бы это сделал, клянусь моей мамой Ривой Исааковной. Но это
Она обиделась. Она обиделась и прямо из аэропорта уехала уже не с ним, а одна, отдельно, в другом такси — как он и настаивал. Но она была уверена, что через день, ну, максимум через три дня, он позвонит, приедет с букетом крымских роз или просто ворвется в ее кабинет и скажет: «Аня, я все устроил, ты едешь со мной!» И до последнего дня, до 19 июля она каждый день и час была настороже, в ожидании его звонка, его стремительного появления.
4
Он не позвонил и не появился, и за два часа до отлета его самолета она прыгнула в свой «жигуленок» и сломя голову понеслась в Шереметьево. Но Максима там не было. Самолет, улетающий в Вену рейсом 228, был, туристы-австрийцы были, евреи-эмигранты — целых шестнадцать семей с детьми, чемоданами и баулами — тоже были. Но Максима Раппопорта не было. Она хотела спросить о нем у дежурной по посадке, но в последний момент остановила себя — вспомнила его «атташе», набитый американской валютой. Она была адвокатом и хорошо знала правила игры. Империя могла смотреть сквозь пальцы на хозяйственные преступления, но становилась беспощадной к тем, кто нарушал ее монополию на печатание денег и особенно на валютные операции. Даже «либерал» Хрущев вышел из себя, когда узнал о валютчиках Рокотове и Файбышенко. Хрущев приказал расстрелять их — до суда! А ведь у Рокотова было «всего» двести тысяч долларов…
Сколько было у Раппопорта, Анна узнала через три недели. Впоследствии, когда история Раппопорта стала легендой, эта цифра все увеличивалась и увеличивалась, но, наверно, та, которую называли первоначально, по горячим следам, была ближе к истине.
У Раппопорта, сказали, был миллион долларов.
И это было похоже на него, он любил эффектные цифры. Уехать из СССР с неполным миллионом — нет, его самолюбие страдало бы от этого. А везти больше миллиона — миллион с каким-нибудь хвостиком — тоже было не в его характере, он не был мелочным. Поэтому Анна сразу поверила в эту цифру — у Раппопорта был
Конечно, он накололся на слежку, это было неизбежно. Но, говорила легенда, он продолжал открыто и даже вызывающе открыто ездить по Москве и другим городам со своим неизменным черным «атташе», пристегнутым к запястью левой руки. Он возил в этом «атташе» пачки советских и несоветских денег, встречался с фарцовщиками и скупал у них стодолларовые банкноты, которые затем аккуратно складывал в потайной сейф, вмурованный за камином в своей квартире на Фрунзенской набережной.
«На что он рассчитывал?» — недоумевали рассказчики легенды. Ведь в КГБ, в 10-м Направлении Политической службы безопасности, созданном специально для борьбы с «экономическими преступниками», то есть со спекулянтами иностранной валютой, знали о каждом его шаге и, конечно, о том, что он подал документы на выезд. Почему же они не взяли его? Не арестовали его при встречах с фарцой? А, наоборот, даже дали ему разрешение на эмиграцию! Разве они не понимали, что он скупает валюту не для того, чтобы оставить ее в московской сберкассе, а для того, чтобы вывезти?
Они понимали. Бригада офицеров КГБ, которая вела Раппопорта и его черный «атташе», понимала все. И тем не менее, они не мешали ему собирать этот миллион. И когда Раппопорт с какой-то любовницей, говорила легенда, укатил в Сочи, эти офицеры своими руками пересчитали валюту в его квартире, в секретном сейфе. Но в те дни там еще не было миллиона, там до миллиона недоставало каких-нибудь семидесяти тысяч. И они оставили в сейфе все деньги нетронутыми. Потому что у них были свои амбиции — они тоже хотели миллион. «Зачем рыскать по мелким валютчикам, арестовывать, допрашивать, вскрывать полы в их квартирах и вспарывать матрасы в поисках каких-нибудь десяти — пятнадцати тысяч долларов, — рассуждали эти гэбэшные волки. — Пусть Раппопорт сделает эту работу, пусть он соберет миллион, а мы просто изымем эти деньги в момент передачи их за границу».