Русская Америка: Открыть и продать!

И если в 1888 году нами было добыто 47 362 котика, то в 1898 году — только 13 177. Конечно, самые богатые промыслы теперь были уже не нашими. Но и в целом «пушная» ценность тихоокеанских островов уменьшалась.

Так почему же были так жестки американцы в вопросе о статусе Берингова моря? Думаю, не в одних котиках дело было… Котики были выбиты все же изрядно. Оставались еще, правда, киты и рыба… Однако в перспективе на первый план выходило новое понятие — геополитика.

И, пожалуй, именно с позиций геополитики проводили свою «берингову» политику все эти блэны и джонсоны. А вся возня вокруг Берингова моря была политическим зондажом мировых настроений — а как внешний мир отнесется к такой совсем уж бесстыжей наглости США?

Но даже наглым янки превратить Берингово море во внутреннее не удалось. Для этого им не хватало «малости» — владения северным азиатским побережьем этого моря!

А вот Россия в свое время имела этого моря «оба концы» и соответственно имела право на то, на что янки естественного права были лишены.

ДА, ПОЛИТИКИ и политические мыслители разных стран уже рассуждали в XIX веке о влиянии и взаимовлиянии на судьбы стран и народов географических, экономических, антропологических факторов…

А что же в России?

Что ж, задумывались над этим и в России… И порой задумывались даже люди, почти сидящие на троне и, во всяком случае, бывшие с царями на короткой и равной ноге…

В 1893 году двадцатисемилетний кузен Александра Третьего и дядя Николая Второго, великий князь Александр Михайлович, «Сандро», впервые оказался в Америке. Он прибыл с официальным визитом — поблагодарить президента Кливленда за помощь, оказанную Соединенными Штатами России во время неурожая.

Что ж, спасибо!

На молодого великого князя Штаты произвели впечатление яркое, да и по праву. Работать в США умели, хотя — это не очень известно — долгое время промышленную Америку поднимали руки не природных янки, а иммигрантов, итальянцев по преимуществу.

И великий князь писал:

«Однажды жаркой июльской ночью, проезжая по декорированной Пятой авеню в резиденцию Джона Астора и глядя на ряды освещенных домов, я внезапно ощутил зарождение новой эпохи.

Я думал о моем деде, дяде и двоюродном брате (Николае Первом, Александрах Втором и Третьем. — С.К.). Они управляли страной, которая была больше этой новой страны, наталкиваясь на те же самые проблемы, как громадное население Америки, заключающее в себе столько десятков национальностей и вероисповеданий, колоссальные расстояния между промышленными центрами и районами земледелия, требовавшие железнодорожных линий большого протяжения. Трудности, стоявшие перед американским правительством, были не меньше наших, но наш актив был больше. Россия имела золото, медь, уголь, железо, ее почва, если бы удалось поднять урожайность русской земли, могла бы прокормить весь мир. Чего же не хватало России? Почему мы не могли следовать американскому примеру? Нам не было решительно никакого дела до Европы…

И тут же, в несколько минут; пока длилась моя прогулка в этот вечер, в голове моей созрел широчайший план американизации России».

Вот как мог думать (но — лишь думать) даже русский великий князь… Он, правда, так и не додумался тогда до мысли о том, что Россию не надо «американизировать» для того, чтобы она мощно пошла вперед. Ее надо было просто «россиизировать», дав возможность развернуться лучшим силам России и лучшим качествам русского национального характера.

В полной мере впервые в русской истории это сделали не венценосные родственники августейшего мечтателя, а большевики Ленин и Сталин…

Уже в эмиграции это понял и признал сам великий князь, написавший в 1932 году глубоко задевшие мою душу строки в конце своих мемуаров:

«Любить мы должны Россию и народ русский. Эта любовь наша должна выразиться в стремлении понять новое мировоззрение русских людей… Мы должны найти в этом новом миросозерцании те стороны, которые и нами могут быть восприняты.