Русалка

- У него точно нимб появляется, - отвечаю, - наш настоятель, господа, силен, как швейцарский бык. Он один из шести детей, и его отец был таким сильным, что, когда сыновья клали на стол орех, он - раз пальцем! раскалывал его лучше, чем щипцы для орехов. Но господин настоятель в младенчестве, да и в детстве был самым слабым из всех шестерых и не годился для работы в лесу, так что родители все спрашивали друг друга - что же нам с ним делать? И отдали его учиться на священника. На ужин у них бывала огромная миска картошки, вся семья садилась вокруг стола с ложками наготове, а потом матушка хлопала ложкой, и все восемь ложек быстро и наперебой ныряли в миску - до тех пор, пока из нее не исчезала последняя картофелина.

Я рассказывал все это с серьезным видом и сам себе кивал в знак согласия, песковозы хотели смеяться, но смех замирал у них на губах. Тут вернулся пан Лойза, он потрясал в дверях склянкой и иглой в раскрытом саквояже - точно таком, с каким ходил холостильщик пан Салвет. И я, сгорая от нетерпения, стянул через голову матроску, а пан Лойза поставил открытый саквояж на стол.

- Так какой же кораблик ты хочешь? Лодочку, яхту, бриг, пароход? спросил пан Лойза и повел рукой, веля песковозам переставить кружки с пивом на подоконник.

- А вы умеете рисовать любые корабли? - всплеснул я руками.

- Выбирай, - сказал пан Лойза и кивнул одному песковозу, и тот спустил верхнюю часть надетого на голое тело комбинезона и повернулся ко мне спиной: она была сплошь покрыта самыми разными татуировками - русалками, бухтами канатов, сердцами, инициалами, парусниками. У меня глаза разбежались при виде этих замечательных картинок, и мне захотелось одолжить в церковной кружке все-все деньги, все монетки, потому что я возмечтал обзавестись всеми татуировками, какие только увидел на спине и груди песковоза. За любые деньги.

- Выбирай, - предложил пан Лойза.

Я указал на маленький парусник, и пан Лойза, расстелив на столе газету, уложил меня на спину.

- А больно не будет? - приподнялся я.

Пан Лойза легонько придавил меня к столу, я глядел на потолок, а Лойза сказал, что только немножко пощиплет.

- Значит, кораблик, парень? - спросил он.

- Кораблик, такой же, на каком плавал Иисус со своими учениками по Генисаретскому озеру, - ответил я и устремил взгляд вверх, я слышал, как двигают стулья, как песковозы наклоняются надо мной, я чувствовал их дыхание, они испускали надо мной свои запахи, а пан Лойза иглой, смоченной в зеленой краске, колол на мне точки, и я погружался в блаженный сон. Песковозы обдавали меня горячим дыханием, мне казалось, что я лежу в яслях, а надо мной склоняются пастухи, и бычок, и ослик, я как будто превратился в младенца Иисуса. И до меня доносились голоса.

- Ого, у этого кораблика будет роскошная корма!

- Лойза, сделай паруса получше!

- Чего там паруса, главное - бока!

- У кораблика должен быть справный штурвал...

И так я лежал навзничь на столе в пивной "Под мостом", когда я просыпался и хотел подняться, пан Лойза локтем нежно опускал меня обратно. Когда же я опять уснул, пан Лойза разбудил меня и принялся собирать свои татуировочные принадлежности.

- Ну вот, малый, кораблик готов, теперь его у тебя никто не отберет, никто не сотрет. А если надо будет, так есть в Праге один доктор, тот самый, что подтягивает артисткам кожу и убирает у них морщины и веснушки, правда, квадратный сантиметр обойдется тебе в шестьдесят крон...

Пока пан Лойза говорил это, песковозы смеялись, они так хохотали, что просто захлебывались в слезах, а я сидел на столе, когда же я захотел взглянуть на кораблик, пан Лойза бросил мне мою матроску, и сам натянул ее на меня, и сам застегнул полосатый воротник. Потом он помог мне надеть на спину ранец, нахлобучил на меня шапочку и поправил якорь и золотую надпись "Гамбург".

- Пан трактирщик, - заказал я, - еще два рома за мой счет.

И я улыбался всем песковозам, а они в ответ смеялись, но не так, как прежде, а немного виновато и больше не смотрели мне в глаза. Я расплатился, причем протянул трактирщику остаток монет, потому что тот, у кого на груди кораблик, обязан быть щедрым.

- Вот, пан трактирщик, это вам на чай, - сказал я, в дверях повернулся, отдал всем честь и, провожаемый громовым смехом песковозов, выбежал в темноту вечера...