Русак

Гремя лезгинкой, машина вырулила на трассу и понеслась вдаль от первопрестольной.

«Почему стоишь в черкеске? Потому что я черкес!

Почему кинжал твой острый? Он врагам головорез!

Отчего ты сердцем в небе? Оттого, что в сердце — бес!

Почему ты смотришь гордо? Потому что я черкес!»

— Простите, пожалуйста! — Даша осторожно наклонилась вперёд с заднего сиденья. — А вы настоящий черкес?

— Нет, уважаемая! — засмеялся в ответ водитель. — Я даргинец, из Дагестана, из Махачкалы! Пачему ты спрашиваешь?

— Песня такая… «головорез… в сердце — бес»…

— Да что ты, уважаемая! — ещё больше засмеялся водитель. — Какой там бес! В сердце одно желание — денег заработать, семью прокормить! Видишь, сюда к вам приехать приходится зарабатывать, у нас там очень плохо с работой! Это ненастоящая кавказская музыка, это так, папса! Это как у вас «Ранетки» или «Виа-гра»! Ваша русская музыка народная тоже красивая, душевная, настоящая, а то, что по радио и по телевизору крутят, — это не настоящая, это папса! Наша настоящая музыка тоже красивая, тоже душевная!

— А зачем вы её тогда слушаете? А не настоящую музыку?

— Настоящую музыку здесь слушать нельзя, душа болеть будет, домой проситься! В машине надо такую, чтобы подхлёстывала, чтобы уснуть не давала! Вот как этот «Черкес» идиотский! Домой приеду с деньгами, там настоящую буду слушать!

— Вот здесь останови! — Сергей показал на небольшой придорожный рынок, раскинувшийся между деревьями на окраине маленького сельца. — Тут, перед автобусной остановкой!

— Пажалуста, уважаемый! — шофёр повернулся к Даше назад. — Вы с мужем приезжайте к нам в Дагестан, там увидите настоящий Кавказ и настоящих кавказцев, услышите настоящую кавказскую музыку! Здесь в Москве не любят кавказцев, но тех кавказцев, что вы здесь видите — они не самые хорошие люди, они себя и ведут так, потому что не дома, думают, что здесь всё можно, особенно молодёжь! Там у нас молодёжь по-другому себя ведёт, и взрослые тоже!

— Спасибо! Мы как-нибудь приедем, да, Серёжа?

— Да, конечно! — Сергей подал водителю деньги. — Достаточно?

— — Вах! Конечно, уважаемый, очень достаточно, — водитель радостно принял крупные купюры. — Дай вам Бог здоровья и благополучия! Приезжайте к нам с женой!

— Как только — так сразу! — отшутился Серёга, помогая Даше выбраться из машины и протягивая водителю ладонь для рукопожатия. — Ты, брат, не думай, я почти семь лет на Кавказе служил; таких трудяг и гостеприимных хозяев как там, нигде больше не видел и никогда нормального человека с бандитской мразью не спутаю. Всего доброго, уважаемый!

— До свиданья, дорогой!

Машина сорвалась с места и, развернувшись через сплошную линию, помчалась к Москве, оглашая пространство бравурными руладами: «Отчего ты сердцем в небе? Оттого, что в сердце — бес!»...

— Когда поедешь в Дагестан с мужем? — Сергей, улыбаясь, посмотрел Даше в глаза.

— Ну Серёжа! — смутилась девушка. — Я же так сказала, для конспирации…

— Ну, раз для конспирации, — понимающим тоном подхватил Сергей, — тогда пойдём, выясним, когда и куда здесь ходят автобусы!

— Пойдём, Серёжа! — не поднимая на него глаз, согласилась девушка.

Сергей поправил на плече сумку, и они отправились к стенду с расписанием автобусных маршрутов.

ГЛАВА 16. ХРАМ

— Эдик! А ты почему русских не любишь? — спросил Эдика-Латыша молодой чернявый Якуб, снимая с шампура на блюдо зарумяненные куски ароматно пахнущего шашлыка.

— А за что мне их любить? — флегматично бросил высокий, атлетически сложенный Эдик, перекладывая из одной руки в другую тугое замусоленное кольцо резинового кистевого эспандера. — Русские всегда были для нас, латышей, оккупантами: и в царское время, и в советское. А ты сам за что их не любишь?

— Как за что? Они ко мне домой с оружием пришли, они моих сородичей убивали! Мы у себя дома хотим по-своему жить, по своим обычаям, религии, а не так, как они нам навязывают! Депортацию тоже русские с нами сделали, сколько наших людей в Сибирь отправили, в Казахстан! За что мне их любить?

— Депортацию Сталин сделал, он грузин был, не русский, — также флегматично протянул Эдик, — нас, латышей, тоже депортировали в сорок первом году и в сорок девятом году.

— Магомед! — Якуб повернулся к смуглому, средних лет, худому жилистому мужчине, сидевшему с поджатыми «по-турецки» ногами на лавочке напротив входа в парильное отделение сауны. — Ты вообще иорданец, ты-то почему русских не любишь?

— Почему не люблю? — осклабился ухмылкой Магомед, лицо которого, украшенное косым шрамом через всю левую щёку, сделалось от этой ухмылки похожим на маску демона. — Я русских очень люблю… резать! Стрелять тоже хорошо, но резать лучше! Как тупых баранов резать и смотреть, как они подыхают! Когда хорошие деньги за это платят, ещё больше люблю! Хаттаб хорошие деньги платил, Умар тоже хорошие деньги платит, только работы мало…

— Скоро будет работа, Магомед! — сказал вошедший в сауну Леча. — Умар к себе зовёт, заканчивайте балдеть тут и через полчаса в дом к Умару!

— Хорошо, Леча! Работа — это хорошо, без работы скучно тут сидеть! — Магомед встал с лавочки и пошёл в раздевалку.