Орден Исцеляющих не вмешивался в политику. В войнах участвовал исключительно в качестве лекарей, по возможности помогая обеим сторонам. Но был он жаден. Как весь орден в целом, так и большинство его членов. То ли это была особенность Силы, то ли воспитание в школах ордена шло в этом специфическом направлении. Но, как бы там ни было, когда древние маги-Исцеляющие создавали структуру «младенческой силы» – которая, кстати, в свое время резко снизила детскую смертность, – то получилась она с побочным эффектом. Во-первых, резко снижалась вероятность возникновения склонности к Силе (Целители были единственным орденом, который вел статистику в современном земном понимании этой науки); во-вторых, спустя много лет у некоторых людей с этой меткой могли возникнуть псевдозаболевания, излечиваемые только Целителями и, разумеется, за хорошие деньги. То, что, допустим, «красноглазие», «ложное бельмо» или «лицевой лишай» можно было не лечить вовсе – другое дело. Убийцами маги-Исцеляющие все же не были, и частенько псевдоболезни проходили сами. Вместе с юностью и наступлением брачного возраста. Но, пожалуй, главной особенностью той древней структуры была абсолютная скрытность: она полностью растворялась в ауре и обнаружить ее можно было, только если знать о ее существовании.
Не склонные к Силе люди всех просвещенных стран (богатые и просто состоятельные) не ведали о существовании какой-то там структуры, не вели статистику, но Целителей на роды не приглашали. И вовсе не из-за дороговизны! Это считалось дурной приметой. Маги остальных орденов тоже не подозревали о существовании «младенческой силы», однако интуитивно чувствовали что-то «не то».
Чувствовал и Рус, но Терентий был не обычным Целителем. Он являлся тем самым высоким мастером Исцеляющим из Эолгула, которого Рус, приняв вид ожившей статуи Эскулапа, вызывал в свою мини-вселенную, в глубины своей души. Потом Терентий совершенно бесплатно вытянул Адыгея буквально из Долины Предков, и до Руса доходили слухи, что этот мастер основал какое-то «Течение за истинное милосердие». Пока вроде в ордене у него было немного сторонников. Точные сведения, увы, из этого закрытого учреждения не распространялись, и будущий папа довольствовался тем, что слышал.
Когда Гелинии пришло время рожать, то подумал и, пойдя на поводу у абсолютно земных страхов за здоровье жены и первенца, решил пригласить на роды доктора. Это самодурство жена с тестем встретили, мягко говоря, удивленно. Но не оспорили – видели, что бесполезно.
Провожая Терентия в комнату к роженице, Рус никак не объяснял свой необычный поступок. Не выдержал сам Целитель:
– Зачем, князь?! – В составе десятка лекарей от эолгульского филиала ордена (считай – эндогорского) он уже около года жил в Кальварионе и Альвадисе и знал, что муж Гелинии, помимо всего прочего, тоже настоящий владетельный князь Кушинара и чуть ли не бог для местных этрусков, два полка которых являлись самыми боеспособными воинскими подразделениями.
– Я переживаю за жену и ребенка. Неужели не ясно? – Русу, вслед за вставшим лекарем, тоже пришлось остановиться. От нетерпения он переминался с ноги на ногу.
– Княгиня больна?
– Нет. Очень надеюсь, что нет.
– Ребенок?
– Жена и шаманы говорят – полностью здоров. Но ты их еще проверишь, о цене договоримся. – Рус умолчал о том, что он и сам, как только умел, изучал беременную Гелинию.
– Но это же… это… – Целитель не знал, как сказать «плохая примета».
– Не верю я в приметы, господин Терентий, а о жене и первенце очень беспокоюсь, очень! – Последнее сказал так многозначительно, и глаза его сверкнули так пронзительно, что у Целителя пропало всякое желание спорить.
– Тогда идем быстрее, князь. Но учти, денег я возьму с тебя много. Нет, нет, не беспокойся! Я уверен, что все будут здоровы и счастливы, просто у меня принципы.
В ответ Рус кивнул, мол, слышал о них и даже разделяет: с богатых – много, с бедных – меньше, с неимущих – совсем плату не брать; помощь оказывать всем.
Что удержало Терентия от наложения структуры «младенческой силы», он и сам не до конца разобрался. Возможно, испугался разоблачения. И еще он перед внутренним взором заметил Эскулапа, причем в образе совершенно незнакомом: с аккуратной бородкой, с какими-то стеклами на глазах; этого хватило – сдержался. Конечно, прагматичный скептический лекарь не поверил в истинность схождения бога.
«Вот еще! Такой образ нигде не описывается. Больше на дарка похож, а не на бога. Вот в первый раз – то да, истинное явление было. – Терентий в одиночку спускался по лестнице, а по всему дворцу разносилась музыка. – Нет, правильно я поступил. Рус – маг, да еще и пасынок бога – вполне мог заметить. Не то! – Вдруг он замер, забыв опустить одну ногу. – О Милосердный! Ты дал мне знак, и я… понял, как изменить структуру! Это же… это же… так просто! Спасибо тебе!» – Его чуть было не сбила вынырнувшая из-за поворота стайка молодых людей и девиц, одетых, как большинство горожан, довольно богато. Они громко смеялись и не заметили господина в бордовой тунике.