Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Итак, в легенде о призвании варягов сохранилась славянская (и даже праславянская) правовая и социальная терминология: «ряд», «правда», «володеть», «княжить» (князь — праславянский термин, заимствованный из германского), — очевидно, указывающая на то, что славяне были активной стороной в установлении ряда и в формировании государственной власти. Ставшее расхожим мнение о том, что в ряде сохранилась и «варяжская» лексика, высказанное еще в начале XIX в., основано на недоразумении — «народной этимологии» имен скандинавских князей: Рюрик якобы прибыл с верной дружиной (тру-вор) и своим домом (синехус) (ср.: Рыбаков 1982. С. 286).

В действительности призванные варяжские князья носили обычные скандинавские имена (Мельникова 2011. С. 201–216). Напротив, скандинавы активно воспринимали славянский язык, славянскую лексику (а затем и славянские имена в самой княжеской семье — ср. имена Святослав, Володислав, Передслава — уже в договоре 944 г., Ярополк, Владимир и т. д.) и, стало быть, славянское право. Датский славист А. Стендер-Петерсен (1953. P. 157–164) специально обратил внимание на восприятие в скандинавской (древнеисландской) среде славянского слова «полюдье» (polutasvarf — ср. однако: Джаксон 2000. С. 139) — обозначение той системы сбора дани, в которую скандинавы включились на Руси. Это еще раз указывает на то, что «ряд» устанавливал договорные отношения скандинавов и славян: чтобы «прокормиться», скандинавская дружина первых князей должна была опираться на поддержку славянских «людей» и городов.

Теперь можно вновь вернуться к вопросу, поставленному выше: с кем же заключался «ряд» легенды о призвании варягов — с «варягами» по НПЛ или «всей русью», как сказано в ПВЛ? Если исходить из договорной лексики — со «всей русью»; если придерживаться традиционных текстологических построений — с варягами, так как упоминание руси считается позднейшей вставкой. Впрочем, А. Стендер-Петерсен (1953. С. 67) утверждал, что «вставлено» как раз упоминание варягов, и именно это упоминание было необходимо во время составления летописи, так как значение имени «русь» в корне изменилось с эпохи призвания и это имя уже относилось к восточнославянскому народу (киевской Русской земле, ср. далее параграф 5).

Следы, обнаруживающие такую трансформацию значения, прослеживаются в самом тексте легенды. В Лаврентьевском, Ипатьевском и Троицком списках ПВЛ к призываемой руси обращается «русь (!), чюдь, словѢни и кривичи и вси». Получается, что сама русь обращается к той же руси, что истолковывалось исследователями как свидетельство присутствия какой-то части руси в Восточной Европе (Ладоге) и участия ее в акте призвания (Д. А. Мачинский и др.). Но в Академическом и Радзивиловском списках сказано: «РѢша руси чюдь, словени и кривичи и вси». Видимо, эти разночтения связаны с упомянутой «двойственностью» локализации руси в летописи — переписчики Лаврентьевского и других списков «исправили» текст, перечислив «русь и чюдь» так же, как они были перечислены в космографическом введении.

Наиболее гипотетичными оказываются представления о «призывающей» стороне — «конфедерации» словен, кривичей, мери и чуди. Как могла эта «конфедерация», объединявшая огромные территории севера Восточной Европы от Поволховья до Верхнего Поволжья, принимать «согласованные решения» и где мог располагаться межплеменной «вечевой» центр, в котором такое решение принималось (ср.: Янин 2004. С. 10–11; Носов 1990. С. 185 и сл.)?

Несмотря на всю дискуссионность проблем происхождения Новгорода (в самом городе нет напластований более древних, чем первая половина X в.), едва ли есть серьезные основания целиком отвергать летописную трактовку событий эпохи призвания варягов. Согласно летописным источникам (и ПВЛ, и НПЛ), таким центром был Новгород (и Ладога в Поволховье), что подтверждается и последними изысканиями в области исторической диалектологии: Новгород и прилегающие к нему районы находились в «зоне контактов» двух групп говоров — западной (псковские кривичи) и восточной (ильменские словене). Эти контакты, по заключению А. А. Зализняка (ср.: Янин, Зализняк 1993. С. 192–193), начались не позднее IX в.

В. Л. Янин справедливо отмечает существенность для судеб племенных группировок восточного славянства того факта, что они различными путями заселяли Восточную Европу. И здесь информация летописца о том, что «словѢни же сѢдоша около езера Илмеря, и прозвашася своим имянемъ, и сдѢлаша градъ и нарекоша и Новъгородъ» (ПВЛ. С. 8), может многое прояснить в исторической ситуации на севере Восточной Европы, ведь из контекста летописи явствует, что словене приняли участие в общеславянском расселении, после того как волохи (франки) стали чинить им насилие. Это происходило на рубеже VIII и IX вв. Волна переселенцев, очевидно, усугубляла и без того сложную этнополитическую ситуацию на севере Восточной Европы, и межплеменные конфликты, о которых повествует та же летопись в «варяжской легенде», были в этой ситуации естественны.