Русь. Том I

— Тише-е! — крикнул вдруг Щербаков, поднявшись во весь рост и ударив кулаком по столу. Он подвинулся со своим креслом ближе и оттеснил дворянина в куцем пиджачке, пристроившегося было около Павла Ивановича.

— Ну и народ, разве с таким народом можно добиться толку? — говорили все, переглядываясь.

И правда, до заседания все были люди как люди, — скромные, с хорошими манерами, но, как только они добрались до этого стола, за которым можно было публично выражать свои мнения, так и пошло все вверх тормашками. И очевидно было, что стол с зеленым сукном и висящими на нем золотыми кистями по углам и листы бумаги перед каждым членом имели какое-то роковое значение и на всех действовали по-разному.

Одни, сев за этот стол, вдруг сделались как бы другими людьми, порвавшими всякую связь с обыкновенным миром. Даже своим близким приятелям говорили «вы» и как будто не узнавали их, если приходилось высказывать противоположные им мнения, считая, очевидно, что их теперешнее положение исключает возможность личных и простых отношений. И были необычайно щепетильны, в особенности в отношении нарушений регламента.

Другие, наоборот, как бы щеголяя своим свободным отношением к форме и торжественности, ежеминутно нарушали и форму и торжественность. И держали себя так, как будто они здесь уже давно и все это — и стол, и листы перед каждым, и сукно с золотыми махрами — для них пустяки, своя обстановка, которой можно других удивить и заставить присмиреть, но не их.

Наконец на минуту затихли, когда ставился вопрос о целях. И сначала было слушали спокойно, пока говорил председатель.

Общество, по мысли основателя, должно было преследовать задачи чисто местного характера, но большинство ораторов, после речи председателя, взяло сразу такой масштаб, который покрывал собою все государство, даже переходил его границы и усматривал недостатки в организации жизни западных соседей.

Федюков, до которого дошла очередь говорить, сидевший до того совершенно молча с презрительной миной, сказал:

— Общество при определении цели своего существования не должно довольствоваться скромными ханжескими размерами какого-то местного благотворителя от культуры. Оно должно сказать себе: всё или ничего…

— Браво! — крикнул Авенир. — Всё или ничего. Средины не принимаем.

— Браво! — крикнуло еще с десяток голосов, застучав при этом стульями.

— Всё, что мы видим вокруг себя, — продолжал Федюков, оглянувшись на Авенира, — безобразие и никуда не годится. И я лично не могу без отвращения подумать о каком бы то ни было участии в общественной деятельности, пока картина общественной жизни в корне не переменится.

— Верно! Молодец!

— Что это они там? — сказал помощник секретаря, торопливо составлявший какую-то бумажку. — Да подождите вы, повестка еще не выработана. Что за наказание!

— К делу ближе! — раздались голоса со стороны дворянства.

— Не зажимайте рот оратору. Вам дороже всего форма, а не сущность, — закричали с другой стороны. — Душители!..

Поднялся шум.

Павел Иванович от непривычного напряжения сорвал голос и поэтому только звонил в колокольчик, а Щербаков через голову кричал на всех.

Наконец, мало-помалу, успокоились. Председатель, придерживая рукой горло, стал говорить о том, что нужно же наметить хоть какие-нибудь границы и формы, ибо нельзя, в самом деле, тему об удобрении земли раздвигать до пределов общих принципиальных вопросов социальной жизни.

— Глотку затыкаете! — раздался короткий, отрывистый возглас.

— Ай, глаза колет? — крикнул другой, такой же отрывистый голос.

— Молчать! — закричал Щербаков, зверски взглянув в сторону выскакивавших отдельных голосов, которые, как пузыри от дождя на воде, показывались и скрывались раньше, чем успевали уловить, кто это сказал.

— Дайте же сорганизоваться хоть сколько-нибудь! — кричал умоляюще дворянин в куцем пиджачке.

И так как возражения самые противоречивые сыпались неожиданно с разных сторон, то решили, что главным вопросом следующего заседания будет вопрос о распределении и размещении всех членов по однородным группам или партиям, чтобы председатель хоть мог, по крайней мере, знать, с какой стороны каких ждать возражений.

Необходимость этого сказалась еще и тогда, когда стали прилагать регламент к порядку прений. В нем было определено, что после выступления каждого оратора право голоса имеют: его единомышленник и представитель противоположного направления, то есть за и против.

Но оказалось с первого же шага, что единомышленников не было ни у кого, а противниками каждого являлись все.

И регламент приходилось или менять, или оставить его до следующего заседания, когда выяснится, на какие группы распадается Общество.

— Эх, организаторы!.. — кричали со всех сторон.

— Нет, голубчики! — воскликнул Авенир, уже ни к кому не обращаясь и никого не слушая, а грозя в пространство пальцем, — не на таких напали. Это вам не западные, разграфленные по линейке души, и нас вам не запрятать в рамочки. Потому что в нас — душа и огонь!