Русь пьянцовская

Выхватив из-под койки охотничье ружье, она кинулась плечом вперед по снежной траншее к палатке, где спали туники.

Рванула дощатую дверцу. Как в прорубь - с разбега...

Они лежали вповалку, на нарах, на полу, в новеньких ватниках и серых армейских валенках, которых еще не успели ни пропить, ни проиграть в карты. Храп стоял разноголосый. Под ногами Ляны тягуче посвистывал, лежа на животе и подобрав под себя колени, словно он куда-то полз, но не дополз, бурый расстрига. К его лицу прилип хлебный мякиш. Бородатый поднял бессмысленное, в полусне, измятое лицо, пробормотал: "А, мисс Одесса-стюардесса". И снова повалился.

"Погибли, - поняла Ляна, чувствуя, как вскипают слезы. Вот-вот расплачется. - Экспедиция загублена... Профиль не отстрелять... Развезет..." - Не вполне отдавая отчет в своих действиях, она вскинула двустволку и выпалила в полотно палатки, вскричав:

- Подонки! Скоты! Я заставлю вас работать... Пропойцы! Я заставлю вас работать!

Туники вскочили на ноги, пятясь и сбиваясь в угол.

Будь перед ними мужчина, вряд ли б они пришли в замешательство. На испуг не возьмешь. Всякое видали. Но - баба?! Кричащая противным голосом! Обеспамятевшая! Кто ее знает? Возьмет и убьет...

- Счас! Счас... - запричитал отец Никодим, протирая ладонью лицо и поддергивая ватные штаны.

- Выходи строиться! - пробасил кто-то, и все ринулись в узкую дверь, падая друг на друга и выскакивая из палатки, словно им поддавали в спину.

Спустя минуту они стояли перед оторопелым, все еще не верящим удаче начальником партии, тараща глаза и выражая полную готовность делать, что прикажут.

(C)

2. СЕРГУНЯ ФЕЛЬДМАН

Начальник партии Сергуня Фельдман боялся, как чумы, сырой, заползавшей во все щели тундровой нечисти. А больше всего, двухвосток-склизких болотных таракашек. По палатке были раскиданы ветки сухого можжевельника. Длинные мелкие листочки его торчали даже из пепельницы, превращенной в вазу. Сушеные ветви издавали острый лекарственный запах, которого, по мнению Сергуни, нечисть ужасно боялась. За этот бьющий в нос можжевеловый дух рабочие и прозвали палатку начальника партии "аптекой"; иначе уж и не говорили: "пойду к аптекарю", "вызывают по аптечным делам".

Аптекарем Сергуню окрестили, впрочем, не только за лекарственный запах в палатке. За сутулость. За очки в проволочной оправе. За приказ приносить из тундры растения, по кустику от каждого вида. А кое-кто - за острый семитский профиль. "Аптекарь, носачь бля... недорезанная", - матерился бывший лейтенант из команды "А", вкладывая в слово "аптекарь" совсем иной смысл. "Одно слово, хвороба", - согласно кивали плотогоны с Закарпатья и, казалось Ляне, не ставили своего начальника ни в грош.

Подчинялись ей. Охотно. И даже как-то весело. Единственное, чего не удалось добиться Ляне, так это искоренить матерщину. Не искореняется, хоть плачь. Особенно раздражала она по вечерам, когда Ляна изнеможенно падала на койку, а неподалеку от палатки, на очищенной от валунов площадке, играли в футбол. Ляна купила мяч, чтобы по вечерам у "бичей" не оставалось ни одной свободной минуты... Но... самой-то куда деваться?.. Вначале она выскакивала из палатки, голос срывала: "Не умеете быть людьми, идите в тундру, гоняйте там".

"Все, Ляночка, все!.." - заверяли ее в несколько голосов, а через минуту начинали сначала. В конце концов, она перестала выходить, говорила поварихе: "Ксюта!" И та включала магнитофон на полную мощь: ни оперы, ни симфонические оркестры брань не заглушали. Только "битлы".

И теперь, перед игрой, футболисты стучали в женскую палатку и просили Ляну "включить". И тут же, с первым гитарным взрывом, били по мячу с носка, горланя и радостно матерясь от всей души.

Но это, и в самом деле, было единственным, в чем уступила. Что же касается выхода на работу, то... огромный амбарный замок вешала на палатку-столовую именно она. В восемь ноль-ноль. Даже Сергей Фельдман признал не так давно, с улыбкой, что у них воцаряется матриархат.

Но вдруг что-то нарушилось в ее молчаливом, неведомом никому единоборстве с Сергеем. Он по-прежнему не противоречил ей. Особенно з поле, на людях. Но - она почувствовала - не принимал всерьез.

Препирательства начались еще в первый день. Ляна пришла в палатку начальника партии и, понизив голос, сказала о беглом...

- Я не криминалист, - Сергей тоже понизил голос. - Я видел справку об освобождении. "Отбыл срок..." и прочее. Документы, мне кажется, в порядке.

- А мне не кажется, - строго перебила Ляна. - Иначе незачем им было разыгрывать с расстригой комедию. Только я хотела потребовать трудовую книжку у этого чалдона*... как его?.. поп забился в корчах. Рука руку моет... Я прошу дать радиограмму. Завтра может быть поздно... В тайге закон - медведь...

Начальник партии долго молчал, показалось Ляне, мучительно придумывал, как ее спровадить, наконец, придумал, пижон:. - Мы с вами не милиция, не МВД, не КГБ...

- Резать будут нас! - резко перебила Ляяа. - С вас начнут... - Если не дадим телеграмму, это точно... - Ах вот что, - Ляна усмехнулась. - А мне думалось, вы из породы... древних.