Его встречали повсюдуНа улицах в сонные дни.Он шел и нес свое чудо,Спотыкаясь в морозной тени.Входил в свою тихую келью,Зажигал последний свет,Ставил лампаду весельюИ пышный лилий букет.Ему дивились со смехом,Говорили, что он чудак.Он думал о шубке с мехомИ опять скрывался во мрак.Однажды его проводили,Он весел и счастлив был,А утром в гроб уложили,И священник тихо служил.Октябрь 1902Из цикла «Распутья» (1902–1904)
«Целый год не дрожало окно…»
Андрею Белому
Целый год не дрожало окно,Не звенела тяжелая дверь;Все забылось – забылось давно,И она отворилась теперь.Суетились, поспешно крестясь…Выносили серебряный гроб…И старуха, за ручку держась,Спотыкалась о снежный сугроб.Равнодушные лица толпы,Любопытных соседей набег…И кругом протоптали тропы,Осквернив целомудренный снег.Но, ложась в снеговую постель,Услыхал заключенный в гробу,Как вдали запевала метель,К небесам подымая трубу.6 января 1903«Зимний ветер играет терновником…»
Зимний ветер играет терновником,Задувает в окне свечу.Ты ушла на свиданье с любовником.Я один. Я прощу. Я молчу.Ты не знаешь, кому ты молишься, —Он играет и шутит с тобой.О терновник холодный уколешься,Возвращаясь ночью домой.Но, давно прислушавшись к счастию,У окна я тебя подожду.Ты ему отдаешься со страстию.Все равно. Я тайну блюду.Все, что в сердце твоем туманится,Станет ясно в моей тишине.И, когда он с тобой расстанется,Ты признаешься только мне.20 февраля 1903«– Все ли спокойно в народе…»
– Все ли спокойно в народе?– Нет. – Император убит.Кто-то о новой свободеНа площадях говорит.– Все ли готовы подняться?– Нет. Каменеют и ждут.Кто-то велел дожидаться:Бродят и песни поют.– Кто же поставлен у власти?– Власти не хочет народ.Дремлют гражданские страсти:Слышно, что кто-то идет.– Кто ж он, народный смиритель?– Темен, и зол, и свиреп:Инок у входа в обительВидел его – и ослеп.Он к неизведанным безднамГонит людей, как стада…Посохом гонит железным…– Боже! Бежим от Суда!3 марта 1903«На Вас было черное закрытое платье…»
На Вас было черное закрытое платье.Вы никогда не поднимали глаз.Только на груди, может быть, над Распятьем,Вздыхал иногда и шевелился газ.У Вас был голос серебристо-утомленный.Ваша речь была таинственно проста.Кто-то Сильный и Знающий, может быть,ВлюбленныйВ Свое Создание, замкнул Вам уста.Кто был Он – не знаю – никогда не узнаю,Но к Нему моя ревность, и страх мой к Нему.Ревную к Божеству, Кому песни слагаю,Но песни слагаю – я не знаю, Кому.15 мая 1903. Петербург«Возвратилась в полночь. До утра…»