Русь и Орда

— Ты видишь сам, — говорил Тохтамыш, гневно сверкая своими черными, слегка навыкате глазами, — Орда перестала быть любимой дочерью Аллаха! Прежде у нее бывал один повелитель, перед которым трепетало все, от Джунгарских гор до берегов Узу [287]. А теперь что? Вот уже много лет десятки улусных ханов по очереди вырывают друг у друга власть, но ни у кого из них нет н не будет достаточно силы, чтобы эту власть удержать! Я давно это понял, потому и не пробовал. Что с того, что я захвачу Сарай или Сыгнак и объявлю себя великим ханом? По-настоящему великим я от этого не стану и продержусь на престоле лишь несколько месяцев, пока кто-нибудь другой не подкупит моих темников и не отправит меня в сады Аллаха. Нет, тут нужна такая сила, которая сломила бы всех и которую не мог бы перекупить никто из ханов!

— Где ты найдешь теперь такую силу? — с сомнением промолвил Карач-мурза.

— Такая сила есть! И если мы не сумеем обратить ее себе на пользу, очень скоро она всех нас раздавит.

— Что же это за сила?

— Это Тимур-Ленг [288]! Я наблюдаю за ним давно и вижу то, чего еще не видят другие. Десять лет тому назад о нем говорили как о простом разбойнике, грабившем караваны. Но четыре года спустя он стал эмиром и правителем Кеша [289], а теперь ему повинуется весь Мавераннахр! Но он на этом не остановится, запомни мои слова! Это второй Чингис. Он будет продолжать свои завоевания, и, если к тому времени, когда он сможет броситься на наши земли, Орда не будет снова сильна и едина, мы станем его рабами!

— Я тебя плохо понимаю, брат: если Тимур-Ленг хочет, как ты говоришь, завоевать Орду, он не станет помогать ей усилиться.

— Нет, но ему нужно другое: Тимур любит действовать наверняка и потому он не пойдет на нас, пока не покорит всех более слабых соседей. Но чтобы мы ему в этом не помешали, ему будет выгодно, если власть над Ордой получит такой человек, на дружбу которого он может рассчитывать. Понимаешь теперь?

— И этот человек…

— Этим человеком буду я, если Аллах захочет мне помочь! У меня все равно нет выбора: собака Урус-хан, да поразит его Аллах моей рукой, захватил мой улус и приказал убить меня — я едва успел бежать в Хорезм. И теперь еду в Самарканд [290]. Возле Тимура у меня есть свои люди, и он уже обо мне знает. В Орде он больше всех боится Урус-хана, который сильнее других и сидит у самых границ Мавераннахра. А потому я, как враг Уруса, могу надеяться на хороший прием у Тимура.

— Но если ты при помощи Тимура получишь власть над Ордой, тебе придется повиноваться ему в будущем.

— Пусть он пока так думает, но он никогда этого не дождется! Когда я стану великим ханом Белой Орды, подчинить себе Золотую будет нетрудно. Ты сам знаешь, что у них делается! За один минувший год в Сарае сменилось три хана. Сейчас Айбек снова выгнал оттуда Араб-шаха; Хаджи-Черкес, Ильбани и Ала-хан тоже, все сразу, объявили себя великими ханами — каждый из них чеканит свои деньги, один в Хаджи-Тархани, другой в Сараил-Джадиде, третий просто у себя в стойбище! Есть еще Мамаев ишак — Магомет-Султан. Сразу пять «великих» ханов, из которых, даже если сложить их вместе, не получится и половины по-настоящему великого! Справившись с Урусом и овладев Белой Ордой, за один год я их всех передушу, как котят! И буду единым повелителем Великой Орды, как был Бату-хан. Я сделаю первые шаги при помощи Тимура, но потом я должен стать сильнее его, иначе он раздавит Орду, как гнилой орех, и через какой-нибудь десяток лет все мы будем у него простыми пастухами!

— Я тоже много слышал о хромом Тимуре, — задумчиво промолвил Карач-мурза. — Говорят, что, когда он захватывает какой-нибудь город или страну, из ста человек остается в живых десять. Он жесток и умен. И я думаю, ты прав: если мы не хотим, чтобы наши жены стали наложницами Тимура и его воинов, а наши дети — рабами, нужно, не теряя времени, объединить Орду под властью одного, решительного и сильного повелителя. До сих пор я не видел, кто мог бы им стать, но теперь вижу и говорю: да поможет тебе Аллах!