С этого момента молодые люди получили право встречаться более свободно, а в 764 году мусульманской эры [233], когда Наир было шестнадцать лет, а Карач-мурзе девятнадцать, справили свадьбу, и молодые переселились в свой дом, к тому времени уже законченный.
Он был выстроен по указаниям самого Карач-мурзы, обладавшего хорошим вкусом, и потому явился одним из красивейших зданий города. По виду это был небольшой дворец стиля, близкого к мавританскому, — с рядом украшенных цветным орнаментом колонн по фронтону и с выложенным мозаикой круглым бассейном в художественно отделанном портике. И хотя в беспокойной жизни, выпавшей на долю Карач-мурзы, под домашним кровом ему доводилось бывать не часто и не подолгу, именно этот дом сделался любимым и постоянным очагом его семейной жизни на долгие годы, пока не выросли сыновья. А старший из них, Рустем, родился уже через год после свадьбы, еще через полтора к нему прибавился и второй — Юсуф.
Вообще Ургенч навсегда остался для Карач-мурзы родным городом, с которым связывались его лучшие воспоминания и где он имел больше всего друзей. Эта его привязанность к Хорезму послужила поводом к тому, что в Орде он получил полунасмешливое-полуласковое прозвище Хорезмиец. По жене он приобрел право на титул ходжи, настолько высоко почитавшийся в Средней Азии, что его охотно присоединяли к своим именам даже царствующие ханы, а потому некоторые из упоминающих о нем персидских и тюркских историков называют его Карач-ходжой.
За те шесть лет, которые охватывают этот период жизни Карач-мурзы, превративший его из юноши во взрослого человека и отца семейства, в мире произошло много событий и перемен.
В 1360 году в Сыгнаке скоропостижно скончался великий хан Чимтай, передав белоордынский престол своему старшему сыну Химтею. Это был пожилой уже человек, по-видимому не обладавший качествами хорошего правителя, однако, так же как и отец его, настроенный мирно в отношении Золотой Орды. Но не прошло и года, как он умер, и на ханство вступил его брат Урус.
Новый великий хан был полной противоположностью своему отцу и старшему брату: он с юных лет был известен как горячий сторонник решительной борьбы с Золотой Ордой и подчинения ее белоордынским ханам. Едва приняв власть, он созвал в Сыгнаке курултай, в течение двух недель устраивал пышные празднества и пиры, раздавая щедрые подарки улусным ханам, эмирам и темникам, а затем объявил поход против Золотой Орды.
Из всех участников курултая один только мангышлакский хан Туй-ходжа-оглан, младший брат Уруса, высказался против этого похода и наотрез отказался в нем участвовать. За это по повелению Уруса он был тут же схвачен, а несколько позже, когда это первое выступление против Золотой Орды окончилось неудачей, казнен по обвинению в измене.
Походом Урус-хана и тяжелым положением Золотой Орды не замедлили воспользоваться в Ургенче: в том же 1362 году эмир Хуссейн Суфи объявил себя независимым государем Хорезма и начал чеканить свою монету.
Девятнадцатилетний хан Тохтамыш, находившийся в начале этих событий в Сыгнаке, как только Туй-ходжа-оглан был схвачен, бежал в Мангышлак, где Урус-хан его пока не трогал. Но положение его было непрочным и даже опасным: Урус понимал, что племянник не простит ему смерти своего отца, и мог счесть за лучшее отделаться от врага, покуда он не окреп.
Пришлось серьезно призадуматься над всем этим и Карач-мурзе. Он был тесно связан с семьей казненного мангышлакского хана, а потому возвращаться в Сыгнак и служить Урус-хану не мог и не хотел. Но, будучи татарским улусным князем, не мог он также без конца оставаться в Хорезме, не принимая никакого участия в жизни Орды и в происходящих событиях. А потому, когда в 1364 году его близкий родственник Азиз-ходжа захватил Сарай-Берке и объявил себя великим ханом заволжской половины Золотой Орды, Карач-мурза решил, что будет пока служить ему.
Оставив семью в Ургенче, куда к этому времени приехала из Сыгнака и мать его, Фейзула-ханум, он отправился к себе в улус, несколько месяцев провел там, наводя порядок и знакомясь со своими людьми, а затем во главе тумена конницы явился в Сарай, предоставив себя и этот тумен в распоряжение хана Азиза.
Глава 22
О, стонати Русской земле, поминаючи прежнее время и прежних князей! Нашего старого Володимира нельзя было пригвоздите к горам киевским! Ныне же врозь веют стяги русских князей, несогласно их копья поют.
Когда по утренней зорьке из Фроловских ворот кремля выехал в сопровождении двух слуг статный молодой всадник в ладно сидящем синем кафтане, со сверкающей самоцветами саблей на боку и в низко надвинутой собольей шапке, стоявшие у ворот парные стражи, опершись на копья, долго провожали его удивленными глазами.