Русь и Орда

— Ехать-то мне нужно, Ольга Юрьевна… но ведь надобно колодой быть, а не человеком, чтобы с легким сердцем покинуть места, где тебя хоть издали увидеть можно. К тому же я тебе обещал остаться на два либо три разговора.

— Ну, коли для пользы твоей надобно, то обещание я тебе могу и вернуть.

— Али не хочешь ни о чем более меня выспросить?

— Да будто уже и не о чем.

— Ништо, княжна. Я и сам нашел бы, что тебе рассказать.

— А занятно будет?

— Да уж постараюсь…

— Ну, коли так, завтра, в этот же час, приходи сюда снова. А покуда прощай, боярин.

— До завтра, Ольга Юрьевна. Храни тебя Господь!

Глава 38

А увидит муж, что непорядливо у жены, ино умел бы жену наказывати и учити всяким рассуждением… А коли вина велика, и за ослушание и небрежение ино снять рубашку и плеткой вежливенько бити, по вине смотря.

«Домострой», XVI в.

Прошла неделя, а Василий все еще сидел в Муроме и, казалось, менее всего помышлял об отъезде. Напрасно Никита все чаще и настойчивее напоминал ему о необходимости торопиться, — он лишь досадливо отмахивался и отвечал, что за Каменным Поясом они еще успеют насидеться вдоволь, а Руси, быть может, больше никогда не увидят.

Свидания его с княжной продолжались ежедневно и вскоре для обоих превратились в некую не осознанную умом потребность. Когда Ольга немного привыкла к Василию и поборола свою застенчивость, перед ним открылась женщина не только красивая и обаятельная, но и далеко не глупая, вдумчивая, любознательная и глубоко тяготящаяся своей женской долей, которая грозила навсегда замкнуть ее в круг обыденной и скучной хоромной жизни.

Взглянув на это ее глазами, Василий теперь находил некоторое оправдание даже ее честолюбивым вожделениям, которые так неприятно поразили его при первом их разговоре. «Видать, не столько она гонится за богатством и честью, сколь хочется ей жизнь настоящую изведать, — думал он, с каждым днем все больше теряя от княжны голову. — И то не диво, что, покуда сердце у нее спит, помыслы только к тому и тянутся. А вот полюбит, и перестанет блажить».

Для Ольги Василий с его увлекательными рассказами явился как бы провозвестником той широкой и полной впечатлениями жизни, к которой ее неудержимо влекло. Она уверяла себя, что встреча их случайна и мимолетна, а если голос сердца иной раз и нашептывал ей другое, она подавляла его велениями разума.

Что дал бы ей брак с боярином Снежиным, если бы даже отец, паче чаянья, на него согласился? Вместо затерянного в лесах Мурома жизнь в совсем уж безвестном Мосальске, который, по описаниям Василия, и на город-то непохож; вместо унылого прозябания в хоромах отца, из которых есть все-таки надежда вырваться при помощи удачного замужества, совсем уж безнадежное прозябание в хоромах помещика-мужа! Такой шаг означал бы крушение всех ее жизненных планов, но все же, несмотря на трезвые доводы рассудка, ее с каждым днем сильнее влекло к этому красивому, сильному и интересному человеку, быть может, не случайно приведенному судьбой на глухую лесную поляну, где ей в эту минуту угрожало бесчестье или смерть… Ольга хорошо понимала, что надо прекратить эти волнующие встречи и заставить Василия уехать, но с каждым новым днем у нее оставалось на это все меньше решимости.

Если бы Василий был настойчивее, в их отношениях все бы уже определилось. Но он медлил, ибо сам запутался в создавшейся обстановке и не знал, на что решиться. Действовать так, как он действовал бы при обычных обстоятельствах, мешали полная неопределенность его положения, необходимость скорого отъезда и принятое им чужое имя. Самым правильным было бы попрощаться и уехать, но Василий для этого уже не находил в себе достаточно сил.

Глядя на него, Никита все больше и больше хмурился. Наконец не выдержал и пошел напролом.

— Ты что же, Василий Пантелеевич, — сказал он, — мыслишь в Муроме сидеть, доколе нас татары схватят и отвезут к Узбеку?

— Небось успеем уйти, — буркнул Василий.

— Сегодня успеем, завтра успеем, а там, гляди, досидимся до того, что и не успеем. Будь то в иное время, разве бы я тебе посмел перечить? А сейчас, не обессудь, скажу прямо: не о бабах нам надобно думать, а о спасении твоей жизни. Мне она сестрою твоей и всем народом нашим поручена.

— О каких бабах ты говоришь? — круто повернулся к нему Василий.

— Э, брось, Василий Пантелеич! Ты что, думаешь, я слепой либо махонький? Не для бороды же князя Юрия Ярославича ты к Мурому прирос!

Ничего не ответив, Василий нервно зашагал из угла в угол по горнице. Затем внезапно остановился перед Никитой и сказал:

— Эх, Никита! Сам я не пойму, что со мною творится. Присушила она меня — день и ночь только о ней и думаю.

— Все это ладно, когда смерть за плечами не стоит. А ныне нам о другом надобно помышлять.

— Не могу я отсель уехать, доколе с Ольгою у меня не решится.