Русь и Орда

— Ты сам захватил это знамя и в единоборстве одолел маршала? — по-польски спросил Владислав. Юсуф-бей не понял, но стоявший тут же толмач перевел ему вопрос короля. Татарин ответил утвердительно.

— Хвалю, хвалю! Хотя ты и не христианин, а славный воин, — сказал Владислав. — Чем же ты хочешь, чтобы я наградил тебя? Деньгами?

— Мне не нужно денег, — немного подумав, ответил тысячник. — Но мои волосы и борода уже начали седеть, а у меня нет своего угла. Мне хочется к старости иметь спокойное прибежище, а в Орде я потерял все, что мне принадлежало. Если ты дашь мне небольшой улус, я останусь тут и буду верно служить тебе.

Эта просьба несколько озадачила Владислава, и он вопросительно поглядел на Витовта.

— Чего лучше! Свободных земель у нас по украинам много, а это отличный воин, к тому же он с собою сотни три людей приведет, а то и больше. Если хочешь, я его к себе возьму, — ответил Витовт, делая вид, что не замечает, как при этом насупился Джелал ад-Дин.

Последнему и впрямь жалко было терять своего лучшего тысячника, но Витовт был ему нужнее, а потому он быстро справился с собой и даже одобрительно улыбнулся. Впрочем, он сознавал, что сам виноват: по возрасту, положению и заслугам Юсуф-бею давно следовало быть темником, но Джелал ад-Дин его обходил и еще совсем недавно дал освободившийся тумен другому, совсем молодому тысячнику только потому, что тот был хитер и умел льстить. И конечно, Юсуф-бей был обижен [590].

— Ты кто таков, откуда родом и сколько взял пленных? — спросил в это время Зиндрам, подходя к Арсению. Последний вполголоса ответил на эти вопросы и, поняв, что его сейчас вызовут, принял знамя из рук Гафиза.

— Татарского войска сотник Арсений Карачеев. С бою взял знамя Бранденбургской хоругви и полонил четырех рыцарей, средь которых один комтур, — возгласил Зиндрам, когда Юсуф-бей отошел. — Да сотня его полонила десять рыцарей, из них один фохт [591].

Арсений подошел к королю, который смотрел на него с благосклонным любопытством, поклонился и положил перед ним знамя. Затем он стал называть имена всех четырнадцати пленников, которые забывал и безбожно коверкал, но они, стоя за его спиной, громко подсказывали.

Между тем Витовт, прежде сидевший небрежно отвалясь на спинку кресла, скользнув взглядом по лицам этих пленников, вдруг подался вперед и, опершись сжатыми кулаками о колени, впился в них глазами. В стоящем впереди он сразу узнал комтура Маркварда фон Зальцбаха, который несколько лет тому назад, будучи послом великого магистра, жестоко оскорбил самого Витовта и его мать. Оглядев внимательно остальных, литовский князь с удовольствием обнаружил среди них фохта фон Шенбурга, который приезжал к нему вместе с Марквардом и не уступал последнему в грубости.

Злорадная улыбка пробежала по тонким губам Витовта. Он поглядел на Арсения почти восхищенным взглядом и, склонившись к королю, стал что-то быстро говорить ему вполголоса. Арсений понял, что речь идет о нем, ибо до него долетали обрывки фраз:

«…не татарского войска, а моего… Из карачевских князей, хотя и родился в Орде, — после все расскажу… Христианскую веру принял давно… Доблести беспримерной и достоин самой высокой награды».

Закончив, Витовт снова откинулся на спинку кресла и поощрительно улыбнулся Арсению. Король тоже глядел на него с явным благоволением.

— Господь помог тебе совершить славные подвиги, и я молитвенно благодарю Его за то, что Он посылает мне таких слуг, — промолвил Владислав и, привычным движением возведя глаза к небу, пошептал что-то. Потом сказал: — Но ты еще совсем молод. Вероятно, это твоя первая война?

— Первая, светлейший король, коли не считать того, что довелось мне участвовать в мелких стычках, да однажды отбивать осаду, — кланяясь, ответил Арсений.

— Воистину замечательное начало! Знамя и четыре взятых в плен рыцаря! Этим мог бы гордиться и прославленный воин. Подойди сюда, сын мой, — добавил Владислав и поднял со стола рыцарскую перевязь.

Сердце Арсения затрепетало от радости: в девятнадцать лет получить рыцарский сан от самого короля! Широко перекрестившись, он шагнул вперед, готовясь опуститься на колени, как делали другие.

— Но ты схизматик! — воскликнул Владислав, заметив, что он перекрестился справа налево. — Я думал, что ты исповедуешь истинную веру. Впрочем, никогда не поздно принять ее, — добавил он.

Арсений не понял, что такое схизматик, но зато очень хорошо понял и намек короля, и то, что становиться на колени уже не нужно. Взглянув прямо в лицо Владиславу, он сказал:

— Я не столь давно принял христианскую веру и еще плохо разбираюсь в этих делах. Но мой отец очень ученый и мудрый человек, и если он тоже стал схизматиком, значит, это и есть истинная и самая лучшая вера!

Глаза короля вспыхнули гневом. Но он сейчас же овладел собой и принял свой обычный елейно-смиренный вид.