Русь и Орда

— Погоди, хозяин, — сказал Василий. — Вашего меду я с охотой отведаю. Но ведь время полуденное, а вы, небось, гостей не ждали. Так позвольте и мне вас кой-чем попотчевать. Да зови и других в избу, чтобы хоть по одному человеку от каждого двора было. Заодно и побеседуем.

Лаврушка принес торбу, из которой извлек объемистую сулею с водкой, копченого гуся, окорок и большой кусок жареного мяса. Пока он с помощью хозяйки резал и раскладывал еду на столе, изба наполнилась народом.

Крестьяне пили охотно, но есть при князе стеснялись и на вопросы отвечали односложно. Только лишь после второй-третьей чарочки робость их стала понемногу рассеиваться. Заметив это, Василий начал наводить разговор на то, что его интересовало.

— Сколько же у вас всего земли? — спросил он.

— Орамой землицы у нас наберется чуть поболе от тысячи шестисот четей [31], — подумав, ответил староста. — Ну, окромя того, имеются, вестимо, луга и лес. Помаленьку его подсекаем и тоже запахиваем.

— А мужиков сколько в общине?

— С парнями и отроками у нас в Клинкове мужских душ тридцать восемь, в Гавриловке шестнадцать да в Лесках десять.

— Стало быть, пахоты выходит, почитай, по двадцать пять четей на душу?

— Ну, энто как сказать… Колись так было. А ноне кто как преуспел, у одних больше стало, а у иных и вовсе меньше. Есть у нас, к примеру, безлошадные, так куды же им по двадцать пять четей?

— Кто у вас тут самый бедный?

— А вот Ксенев Илья, — указал староста на приземистого чернобородого мужика средних лет.

— Сколько же у тебя земли, Илья? — спросил у него Василий.

— Ноне только пять четей осталось, твоя княжеская милость, — ответил мужик.

— А другие двадцать куда подевались?

— Да вишь, как оно получилось, — начал рассказывать Ксенев. — От родителя, значит, мы с братом Трофимом наследовали без малого сорок четей. Два коня тожеть было. Ну, стали вместях хозяевать, не делясь. Попервах все ладно шло, а потом повернуло да и пошло как под откос… Один год был неурожай — пришлось зимою смолоть семянное жито. А весною что сеять станешь? Ну, ударили челом соседу, боярину Шестаку. Ссудил он нам зерна двадцать мешков. Посеяли, а на энтот год град нам все повыбил, — отдавать зерно нечем и сеять, обратно, нечего. Вдругораз одолжил нам боярин зерна и денег трошки ссудил, но только за все за это взял закладную на землю. Дале одного коня у нас волки съели, а на одном остатнем чего наробишь? Э, да что тут долго рассказывать! Пошла наша землица боярину Шестаку, только вот пять четей нам и оставил, да и то сколько в ногах у него поваляться пришлось! Брат Трофим еще трошки помаялся, да и сам к нему в кабалу пошел, а я вот еще шебаршусь покедова, да тоже, видать, энтим кончу…

— Вот оно как, — промолвил Василий. — Но токмо свободному человеку в кабалу идти — это уж последнее дело. Надобно тебе снова на ноги становиться, Илья! Подати ты как платишь, — как и все другие?

— Не, мы, безлошадные, платим только четвертую часть супротив обычной раскладки.

— Ладно, от податей и от числа [32] тебя на пять лет ослобоняю вовсе. Пришлю тебе такоже коня. Староста, сколько у вас еще безлошадных?

— Окромя Ильи, есть еще один.

— И ему будет от меня конь. А запасные земли у вас есть?

— Чуток есть, твоя княжеская милость.

— Прирежь из них Ксеневу четей десять и другим малоземельным, коли таковые имеются, тоже добавь, чтобы меньше пятнадцати четей ни у кого не было. А как обзаведутся вторым конем, еще по десяти четей им дашь.

— Да ведь земля-то обчая, — возразил староста. — Я без согласия мира ее раздавать не волен.

— Твоя правда, мир уважать надо. Но ведь тут, почитай, все в сборе, вот и решайте сейчас. А я послушаю, есть ли средь вас такие, которые своему же брату помочь не схотят.

— Да чего тут решать? — загудели со всех сторон голоса. — Знамо дело, добавить им пашни! Без лошадей, вестимо, энта земля ни к чему им была, а ежели князь им коней дает, о чем толковать?

— Вот и ладно, — сказал Василий. — Стало быть, дело решено.

— Слов не найду благодарить тебя, батюшка-князь! — со слезами на глазах сказал Ксенев, кланяясь Василию в землю. — Ведь это я прямо как вдругораз родился!

— Может, есть у кого какие просьбы аль жалобы? — спросил Василий.

Последовало долгое молчание. Потом в дальнем углу народ начал перешептываться, и наконец оттуда вытолкнули вперед дюжего мужика с курчавой русой бородкой.

— Обижает нас прикащик боярина Шестака, Федька Никитин, — кланяясь Василию, сказал он. — Где только возможно, норовит нам поруху сделать, аспид!

— Что ж он такое делает?

— А чего удумает, то и делает! То, к примеру, боярским стадом наши поля потравит, а то нашу худобу к себе загонит и опосля откуп требует, якобы она боярский хлеб топтала. А летось вот пригнал на мой луг косарей и велел им все сено выкосить да свезти в боярскую усадьбу. Разогнался я косить — ан там уже ни травинки нету!

— Ну а ты что, смолчал?