Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Так была заложена основа будущих — не только XIX, но и XX в. — исследований по русско-ордынской проблематике. Взгляды Н.М. Карамзина, изложенные им в IV и V томах «Истории Государства Российского», и академические конкурсы 1826 и 1832 г. дали сильнейший толчок в изучении темы «Русь и монголы».[327] Уже в 20–40-х годах появляется много работ, прямо или косвенно развивающих те или иные суждения ученых авторитетов. В 1822 г. выходит первая книга на данную тему. Доводя до абсурда мысль Н.М. Карамзина о замедлении хода исторического развития Руси вследствие монгольского ига, автор пишет, что влияние монголов сказалось на всех уровнях общественной жизни и способствовало превращению русских в «народ азиатский».[328] Эта же тема становится актуальной и на страницах периодической печати (причем наиболее популярных журналов), утверждаясь, следовательно, в качестве общественно значимой.[329]

Однако в ряде работ того же времени просматривается и иная направленность, нежели у Н.М. Карамзина и Х.Д. Френа. Так, отрицая какую-либо пользу от «татарского владычества», М. Гастев далее пишет: «Самое самодержавие, многими признаваемое за плод их владычества, не есть плод их владычества, если еще в XV столетии князья разделяли свои владения. Скорее можно назвать оное плодом удельной системы, а вероятнее всего — плодом продолжительности гражданского бытия».[330] Таким образом, М. Гастев одним из первых подверг сомнению карамзинскую «концепцию замедления» естественного хода общественного развития Руси, обусловленного вмешательством монголов. Возражения и свое видение монгольского периода на Руси можно увидеть и в работах Н.А. Полевого и Н.Г. Устрялова.[331]

Подобного характера соображения были положены С.М. Соловьевым в основу его понимания времени русского средневековья. Трудно сказать насколько на него влияла историографическая ситуация. Очевидно, что он исходил прежде всего из собственной концепции исторического развития России.[332] «Так как для нас предметом первой важности были смена старого порядка вещей новым, переход родовых княжеских отношений в государственные, отчего зависело единство, могущество Руси и перемена внутреннего порядка, и так как начало нового порядка вещей на севере мы замечаем прежде татар, то монгольские отношения должны быть важны для нас в той мере, в какой содействовали или препятствовали утверждению этого нового порядка вещей. Мы замечаем, — продолжал он, — что влияние татар не было здесь главным и решительным. Татары остались жить вдалеке, заботились только о сборе дани, нисколько не вмешиваясь во внутренние отношения, оставляя все как было, следовательно, оставляя в полной свободе действовать те новые отношения, какие начались на севере прежде них».[333] Еще более четко его позиция как ученого по «монгольскому вопросу» была сформулирована в следующих словах: «…историк не имеет права со второй половины XIII века прерывать естественную нить событий — именно постепенный переход родовых княжеских отношений в государственные — и вставлять татарский период, выдвигать на первый план татар, татарские отношения, вследствие чего необходимо закрываются главные явления, главные причины этих явлений».[334] В своей «Истории России с древнейших времен» великий историк конкретизирует и детализирует эти общие положения.

В отношении С.М. Соловьева к русско-монгольской тематике привлекает взвешенность и концептуальность подхода. Это выразилось соответственно в отсутствии эмоциональных оценок, чем, как мы видели, была заполнена предшествующая историография, и во внимательном отношении к развитию именно внутренних «самобытных» (как сказали бы его современники-славянофилы) процессов.[335] Взгляд на историческое развитие монгольской Руси С.М. Соловьева, таким образом, явился новой научной концепцией этого периода и стал альтернативой преобладающей до этого точки зрения Карамзина — Френа. Тем не менее не умерла и эта линия. Это связано с чрезвычайно успешным развитием русского востоковедения. Более того, Россия становится единственной страной, где складывается монголистика как самостоятельная научная дисциплина. В середине — второй половине XIX в. она была представлена такими именами, как Н.Я. Бичурин, В.В. Григорьев, В.П. Васильев, И.Н. Березин, П.И. Кафаров, В.Г. Тизенгаузен.[336]