Руны Вещего Олега

«Вот волхвы наши, Велесдар и Могун. Здесь, в мире явском, они просто шли с дружиной, рассказывали, что и как устроено, помогали в трудную минуту. Но это только внешнее, что видит глаз и слышит ухо, а о том, какую борьбу вели они, взаимодействуя постоянно с мирами иными, то от глаз людских сокрыто. И потому проявление сего сокрытого люди чудом считают, как те же греки появление наше. Не только корабли их испугали, но и сила незримая, кою они святому Димитрию приписали. А что сила та незримая, но ощущаемая, шла перед дружиной и подчиняла себе и воды, и ветры, и людей, то каждый из воинов прочувствовал, – и наших, и греческих».

Глава двенадцатая После победы

Уже скоро и Киев. Ольг предвкушал, как обрадуются победе кияне: купцы новым и твёрдым правилам в торговле с греками, волхвы тому, что коварная Визанщина, что хотела своей чужинской верой сломать устои Руси, сама оказалась поверженной. А более всего, конечно, жёны, дети и родичи тех воинов, которые возвращаются живыми и здравыми из опасного похода, да везут щедрые подарки заморские. Не все, конечно, ворочаются живыми, – в нутре лодий в греческих кувшинах плывёт домой скорбный прах погибших в чужой земле. Да не бывает победы без жертв, и то рады были кияне да их союзники-толковины, что всё обошлось малой кровью. То на одной, то на другой лодье возникали песни, будто загорались невидимые огни, согревающие души счастливых победителей, нет-нет да взрывалась тишина водной глади дружным хохотом, когда вспоминали что-то потешное. В каждой лодье всегда находился свой скоморох, которому запросто было любое слово или чьё-то неловкое движение обратить в весёлую шутку. Вот и Киевские берега с высокими холмами и строениями на них. Лодьи растеклись по широкой реке, будто кто-то с самых небес вытряхнул на Непру шелуху от огромных орехов, снабдив их листочками – парусами. Одна из лодий, с изображением утицы на носу и на парусе, стала нагонять княжескую, это была лодья северянского воеводы Негоды.

– Попридержи судно, – молвил Ольг своему старшему лодейщику. Суда сравнялись.

– Княже, – обратился, приложив десницу к широкой груди суровый Негода, – дозволь нам в Киев не заходить, мы подналяжем на вёсла, чтоб скорее в Чернигове быть, скоро одесую наша Десна в Непру вольётся, мы прямиком домой пойдём.

– Хотел вас, братцы, в гости пригласить, да ведаю, как в дальних краях за домами родными да лесами соскучились, Привет князю Жлуду, крепкому старому дубу, здравия ему и согласия в княжестве, здравия и тебе воевода!

– Дреговичи и радимичи тоже без захода в Киев хотят идти, – доложил северянский воевода.

– Добро, они своё дело сделали, а по дани мы с князьями решим позже! – Согласился Ольг, понимая, что чувствуют вои у порога своих земель.

Белохорваты, дулебы и тиверцы ранее других повернули в свои земли. Остались только киевляне с древлянами, да новгородцы с кривичами, чудью и мерей.

Как прознали кияне о приближении своих воев, неведомо, но по обоим берегам Непры, Почайны, Глубочицы и Лыбеди народу было премножество. Радостные крики и возгласы хором и порознь звучали с обоих берегов, не говоря уже о главной пристани в Почайне.

Остававшиеся в Киеве охоронцы Руяра и вспомогательные полки точно исполнили порядок встречи князя и его воевод, которому обучил их начальник теремной стражи ещё задолго до похода на Царьград. В начищенных до блеска доспехах выстроились они у въезда в детинец. Сам богатырь, восседая на крепком коне, строго глядел на своих подчинённых, проезжая чуть сзади и левее князя. Ольг ехал на белом жеребце, могучая стать и седые, выбивающиеся из под шелома власы князя впечатляли не менее чем стать Руянца. По незаметному для других, но понятному охоронцам знаку Руяра, воины трижды прокричали, а точнее прорыкали приветствие Ольгу:

– Слава! Слава! Слава!

А потом отдельно воеводам Фарлафу и Олегу, и отличившимся темникам, и князю Игорю, который оставался блюсти мир и покой княжества. Всё было торжественно и радостно.

* * *

Однако когда Ольг оказался внутри терема, неясное беспокойство коснулось его чуткого сердца. За праздничной трапезой все радостно улыбались, но возникшее мимолётом ощущение не исчезало. Князь занял привычное место во главе стола, рядом слева сидел Игорь с молодой женой Ольгой-Прекрасой, обычно сидевшая подле Ефанда переместилась далее, а её место, по приглашению Игоря, занял воевода Олег.

– Правду рекут, что вам даже не пришлось град приступом брать? – спросила Ольга, бросив быстрый взгляд на воеводу.

– Не пришлось, – ответил Олег-младший, опуская очи на чашу с душистым мёдом, вроде как собираясь с ответом. – Град Византий хоть и велик весьма, да живёт с колёс, вернее с лодий, хотя в граде запасы, само собой имеются, но страх их обуял великий.

– Особенно, – добавил Ольг к немногословному пояснению сына, – когда мы свои лодьи на колёса поставили и, как на волоках обычно делаем, по суше двинулись к их Суду, который они цепью заперли и надеялись отсидеться, а в Суде весь их флот военный и купеческий.