- Ну, смелей, смелей, - подбодрила девушку хозяйка. - Чего изволишь? Пива, мяса, каплуна или ещё чего? А может, комнату прикажешь приготовить? Сразу же с постелью на двоих?
Тон был таким ехидным, что Ялка снова покраснела. Опустила взгляд.
- Нет, мне не надо, - сказала она. - Я бы хотела... Я... Ну, поработать.
- Поработать? - "тётушка" прищурилась. - Что значит: "поработать"?
- Ну, просто - поработать. Постирать, посуду вымыть... Мне бы ненадолго, дня на два. Вы не смотрите, я умею. Мне и комнаты не нужно, я как-нибудь тут...
И Ялка сделала неопределённый жест рукой, словно бы очерчивая границы этого загадочного "тут".
- Хм... - женщина казалась озадаченной. - Вот как? Поработать, говоришь... Нелегко мне будет подыскать тебе хоть что-нибудь. Есть у меня судомойка, даже не судомойка, а "судомой". И пол мыть - тоже девка есть, и в комнатах прибраться, и стирать. Да и на кухне есть помощник, и не один. Так что, сама видишь, некуда мне тебя пристроить.
Ялка лишь кивнула обречённо.
- Что ж... Спасибо. Я, пожалуй... Я тогда пойду.
И двинулась к двери.
- Эй, девонька... Ты это... подожди.
Ялка замерла и обернулась на пороге. Сердце её забилось: неужели... Тем временем хозяйка голубого розы-осьминога напряжённо думала о чём-то, не переставая рассматривать незваную гостью.
- Ты что же это, одна? - спросила она наконец.
- Одна, - причины лгать девушка для себя не видела.
- Куда же ты идёшь так поздно осенью? - невольно изумилась та, и опустилась на скамью. - Воистину, странные настали времена.
- Мне только переночевать, - с надеждой попросила Ялка. - Я вам потом камин вычищу, на дворе подмету... Или что-нибудь ещё сделаю... Ну разрешите мне остаться. Пожалуйста.
Теперь, когда в окошко колотился дождь, а давешние возчики торопливо, с шумом распрягали лошадей, Ялке не хотелось никуда уходить. До слез не хотелось.
- Звать-то хоть тебя как?
- Ялка.
- Не знаю, прям таки не знаю, - покачала головой хозяйка. - И взять с тебя нечего, и гнать тебя совестно. Ты, вроде, не гулящая, одета прилично, но и на воровку не похожа... Деревенская, поди? Что же мне с тобой делать? О, знаешь, что! - внезапно оживилась она. - Шаль у тебя хорошая. Давай сделаем так: всё равно народу мало, я комнату тебе дам, чтоб заночевать, и накормлю тебя, а ты мне как бы шаль продашь. Всё ж таки зима идёт, я всё равно хотела на рынок ехать, покупать. А ты и в кожушке своём не очень-то замёрзнешь - кожушок-то, я гляжу, у тебя новёхонький, тёплый кожушок.
- Шаль? - переспросила Ялка, силясь сообразить и вспомнить что-то важное, что непременно помогло бы ей, но почему-то не хотело вспоминаться. В корчме было тепло, и усталость брала своё. Веки девушки слипались. Шаль... - повторила она.
- Ну, да, - кивнула хозяйка, истолковав её колебания по-своему. - Ещё патаров штуки три добавлю сверху... Ну, хорошо, полуфлорин. Будет, чем за ночлег заплатить в следующие разы. Ты далеко идёшь-то? А?
Внезапно Ялка вспомнила: конечно! - шерсть в её мешке, большие серые клубки.
- Послушайте, - вскинулась она, на всякий случай всё-таки развязывая шаль, - зачем вам эта, ношеная? Хотите, я вам другую свяжу? У меня и пряжа с собой - вот, в мешке...
- Ты? - "тётушка" невольно подалась вперёд, как будто принюхиваясь. Ты сама её связала? - она протянула руку, пощупала мягкое пушистое полотнище. - А не врёшь?
- Не вру, - Ялка почти счастливо улыбнулась. - Мне нужен день, или чуть больше.
- Ну, не знаю, - почему-то вдруг заколебалась та. - Если так, то что ж... Давай.
Тут Ялка совсем уж расхрабрилась и решила рискнуть.
- Только... Можно тогда я сперва посплю? Я... я весь день шла. Вы не беспокойтесь, я рано просыпаюсь. Какой вам хочется узор?
Ответить ей хозяйка не успела: хлопнула дверь, в корчму ввалилась дюжина гуртовщиков, которые с порога потребовали пива и еды, и хозяйка умчалась на кухню. Заместо этого явилась девка из прислуги, проводила Ялку в тесную комнатёнку наверху, оставила ей свечку и ушла.. По-видимому это означало, что хозяйка согласилась на её условия. Комната была холодная, но в ней была постель, пусть жёсткая, но настоящая, с подушками и простынями. Ялка сунула котомку под кровать, задвинула засов на двери, разделась и развесила одежду для просушки на столе и подоконнике, как мышка юркнула в постель и тотчас провалилась в сон под мерный шум осеннего дождя.
Проснулась она рано, до рассвета. Вспомнила вчерашний разговор, достала нитки, спицы и принялась за вязание. Через часок пришла хозяйка разбудить и позвать поесть, была приятно удивлена тем, что шаль её уже в работе, и сразу же прониклась к девушке доверием. Её, как выяснилось, звали Вильгельмина. Всерьёз её, конечно, так никто не звал, предпочитали "Тётушка Минни". Муж её лет пять, как умер ("Конь зашиб", - простодушно пояснила та), и постоялый двор она содержала в одиночку. Завсегдатаи промеж себя любовно звали её Мамочкой: "Где будем ночевать?" - "Как, где? У Мамочки..." Так Ялка узнала ещё одно имя трактира, уже никак не связанное с пресловутой вывеской.