Травник завязал узелок, откусил свисающую нитку и выплюнул её в огонь. Смола вспыхнула. Жуга вытер губы рукавом, критически осмотрел и подёргал готовый шов, кивнул и начал новый.
- Не открою, - громко и ясно сказал он. (Золтан выругался.) - Я законопослушный гражданин и житель города, - продолжил травник. - И я плачу налоги магистрату не затем, чтоб всякие мерзавцы врывались в мой дом. И потом, ты говоришь, что ты священник. Но откуда мне знать, взаправду ты монах, или только сказался мне таким?
- А ты открой дверь, вот сам и убедишься.
- Нет, господин хороший, не открою. Нипочём.
- Почему же?
- Не хочу. Я в городе, и я тебе не серв. Имею право.
- Но это же нелепо! - кажется, монах за дверью неподдельно изумился. Я слышу голос учёного человека, ты же не простолюдин, ты должен понимать: дом окружён людьми, мы уже вызвали городскую стражу, уйти у вас не получится!
- Человек всегда имеет возможность уйти.
- Имей ввиду: сейчас нам принесут бревно. Будет лучше, если ты откроешь дверь и сдашься сам на милость Божию, чем если мы её сломаем.
- Virtus ariete forlior, [Доблесть сильнее тарана (лат.)] - сказал Жуга. Возникла пауза.
- Почему ты так упрямишься? - тихо спросил голос за дверью.
- Видишь ли, монах, - сказал Жуга, - я не доверяю людям, которые во имя каких-то высоких убеждений грабят, жгут и убивают. Если вы творите правое дело, почему - неправыми средствами?
- Все эти слова - всего лишь софистика. Здесь неподходящее время и место для философского диспута, Лис.
- О, да! - в голосе травника послышалась неприкрытая насмешка. - И я даже знаю, где бы ты хотел его продолжить... Как, ты сказал, твоё имя?
- Меня зовут Себастьян.
- Ты иезуит?
- Доминиканец.
- Пёс Господень, - тихо, будто про себя отметил травник; голос едва заметно дрогнул. - Так вот, монах, - продолжил он уже громче. - Бог - это совсем не то, что ты думаешь. Святым отцом зовёшься ты, брат Себастьян, но в тебе нет ничего святого. Злом нельзя творить добро, как нельзя мучить ребёнка. Для меня добро - это добро и ни что иное прочее. Неправое дело творят только неправые люди. Ты творишь зло во имя Божие. Так почему я должен тебе верить? "Отойди от меня, творящий беззаконие". [Матфей 7.23]
- Кто ты такой, ничтожный, чтоб судить Его дела? - возразил голос за дверью. - Было сказано: "Что высоко у людей, то мерзость перед богом" [Лука 16-15] и ещё: "Вынь прежде бревно из твоего глаза". [Лука 6:42]
- "Не может древо доброе приносить плоды худые, ни древо худое приносить плоды добрые", [Матфей 7:18] - мгновенно отозвался травник. - "По плодам их узнаете их". [Матфей 7:16] Плоды твоих трудов, монах, висят по всей стране.
Пальцы его двигались с лихорадочной быстротой, иголка так и мелькала в руках; он уже несколько раз глубоко укололся, меховое брюхо волынки покрыли кровавые пятна. Это было странно и нелепо, всё, что здесь сейчас происходило: этот дом, Жуга, латающий волынку, голоса солдат за дверью... Травник словно бы нарочно дразнил гусей и увязал всё глубже в этой ужасающей полемике. Он как будто принял какое-то решение, для него очень важное, и теперь с твердолобостью горца двигался к этой неведомой цели. Ход мыслей Золтана не поспевал за ним; зачем Жуга всё это делает, было ему совершенно непонятно. Однако отвертеться им троим теперь не удалось бы при всём желании.
А впрочем, вдруг подумалось ему, так и так - не удалось бы.
- Кто имеет уши слышать, да слышит, - продолжил между тем свои увещевания брат Себастьян. - Я вижу, ты знаком с Писанием. Тогда ты понимаешь, что сам вынуждаешь меня идти на жестокость. "Почему вы не понимаете речи моей?" - вопрошал иудеев Иисус, и отвечал же им так: "Потому что не можете слышать слова Моего". [Иоанн 8.43] Если человек стал глух душой ко слову Божию, то что могу поделать я? Ведь сказано: "Если же раб тот, будучи зол, скажет в сердце своём: "Не скоро придёт господин мой", и начнёт бить товарищей своих и есть и пить с пьяницами, - то придёт господин раба того в тот день, в который он не ожидает, и в час, в который он не думает, и рассечёт его, и подвергнет его одной участи с лицемерами; там будет плач и скрежет зубовный." [Матфей 24.48-51]
- Это только вы видите в своей пастве рабов, а вовсе не бог, священник, - ответил на это Лис. - Он звал своих прихожан, тех, кого он учил, друзьями: "Вы друзья мои, я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его". [Иоанн 15.14-15] Вы учитесь, так почему вы всё ещё рабы?
- Что же тогда свято для тебя, если не бог?
- Жизнь, - сказал Жуга, в который раз осматривая волынку. - А для тебя, похоже, смерть.
- Спасение души важнее смерти, - возразил ему монах. - Мы не просто пастыри, мы врачи, хирурги. Та боль, которой ты меня так попрекаешь, исцеляющая боль. Бо сказано: "Сберёгший душу свою, потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её". [Матфей 10.39]
- Ну да, монах, ну да. А смерть - важнее жизни. Ergo: чтобы спасти человека, надо прежде убить человека. Ты говоришь: "chirurgus sum", [Я врач (лат.)] но за ножом хирурга следует выздоровление. А за твоим - что?