Руна смерти

– А чем я хуже тебя? – полушутя ответил Юлинг. – Кстати, никакого другого раза может не быть. Завтра мы разъедемся и можем уже не увидеться.

– Да, это точно. Давай тогда выпьем!

Они сделали по глотку прямо из горлышка. Потом Форман (или как он там теперь назывался) закурил, предложив сигарету и Юлингу. Захмелевший Вилли не отказался, хотя курить по-настоящему так и не научился. Он всматривался в лицо своего бывшего приятеля, которого не видел лет семь. В их возрасте перемены за такой срок бывают разительными. Удивительно, как Гельмут вообще смог узнать его.

– И всё же, при чем тут Баер? – спросил он друга детства. Гельмут несколько раз глубоко затянулся, поставил бутылку на каменную плиту пола и сказал:

– Помнишь моего отца? Ну так вот, уже после вашего переезда его арестовали.

– Как арестовали? – удивился Юлинг.

– Как арестовывают. Болтал лишнее, вот и доболтался.

Оба помолчали, и Гельмут рассказал свою историю.

Где-то недели через две после расправы над Ремом и его бандой, уже после знаменитой речи фюрера в рейхстаге по этому поводу их отец не вернулся с работы. Вместо него пришли люди в черной униформе и устроили дома обыск. Допросили мать. Потом невесть откуда взявшийся добродушного вида дедок в больших очках с толстенными стеклами долго беседовал с Гельмутом. Он поведал ему, что папа совершил нечто нехорошее, но ему можно помочь. Для этого он, Гельмут, хороший мальчик и воспитанник юнгфолька, должен рассказать доброму дяде о разговорах и знакомствах своего папы. Имелись в виду те разговоры, в которых папа нехорошо отзывался о фюрере и других членах правительства. Гельмут хоть и был тогда еще тринадцатилетним пацаном, но уже понимал, что как раз такие его показания папе никак не помогут. Но он сделал вид, что верит доброму дяде, и наплел что-то не очень существенное. Поняв, что толку от пацана не будет, тот, потрепав его по голове, ушел. А через две недели забрали мать. Но еще до этого, да Гельмут и сам это слышал, она рассказала ему, что их отец возмущался убийством одного известного в Берлине и во всей Германии музыканта. Его в ту ночь, что получила потом название «ночи длинных ножей», перепутали с кем-то из черного списка. Просто совпали имя и фамилия. Затем вдове убитого прислали с извинениями запечатанный гроб и запретили его открывать.

Короче говоря, скоро он, Гельмут, и две его младших сестры остались втроем. Впрочем, ненадолго. Через день после ареста матери к ним пришли какие-то люди из социальной службы и забрали сестер в интернат, который располагался на окраине города. Оставшись совершенно один, он чуть было не впал в отчаяние. За квартиру нужно было платить. Родственники резко отдалились от него. Правда, вмешался гитлерюгенд. Гельмуту предложили написать письмо на имя тогдашнего рейхсюгендфюрера Бальдура фон Шираха с осуждением отца и матери и выражением клятвенной верности канцлеру и фюреру. В этом случае ему, как многим в то время детям и подросткам, оказавшимся в аналогичных обстоятельствах (при условии, конечно, необходимой расовой чистоты), выпадала возможность стать воспитанником одной из школ-интернатов на полном государственном (точнее, партийном) обеспечении. Таких детей-сирот, отрекшихся от своих заблудших родственников, называют сейчас детьми фюрера. А для полной чистоты сиротства неплохо было бы еще и поменять фамилию, окончательно разорвав все связи с родителями. Гельмут Форман так и сделал, став Гельмутом Баером – воспитанником школы-интерната в Магдебурге. По его просьбе поменяли фамилии и сестрам. А в тридцать седьмом году, когда открылись первые так называемые школы Адольфа Гитлера, он был направлен в одну из них.

– Ну, дальше ясно, – сказал Юлинг, успевший снова озябнуть. – Пойдем вниз, смотри, уже все куда-то подевались.

Гельмут взял бутылку, знаком предложил другу и, когда тот отказался, допил одним глотком остатки. Затем, размахнувшись, швырнул ее далеко в черноту пропасти, куда-то к подножию холма, заросшему кустарником.

– Ты что делаешь? – испугался Вилли.

– Да нет там никого.

Они прислушались и, не услышав ничего, кроме хлопков черного полотнища над их головами, пошли спускаться.

На следующее утро, получив в канцелярии замка членский билет, Юлинг уехал на автобусе с группой других эсэсманов в Падерборн, сел там на поезд и еще через день уже был дома. Гельмута он больше не видел. Вероятно, тот уехал еще раньше.

Отчим осмотрел его униформу, повертел в руках билет члена СС за номером 567244 и долго и нудно расспрашивал о замке, ритуале и планах на будущее. Через несколько дней Вилли отправился в Бад Тельц.