Румпельштильцхен

— Вам придется еще побольше постараться.

— Я не смогу настараться больше, чем на две сотни в месяц.

— Но вы же не сказали двести, вы сказали сто.

— Я имел в виду две сотни.

— Сто сейчас и потом по две сотни ежемесячно в течение четырех месяцев, так, надо полагать, следует понимать вас?

— Именно так.

— Хорошо, теперь мне необходимо встретиться с вами здесь, у меня в офисе, чтобы выправить кое-какие бумаги. И запомните, мистер Банистер, вы сами устанавливаете данные сроки…

— Да, это мне известно.

— И хочу предупредить вас о том, что я не допущу дальнейших нарушений вами оговоренных условий.

— Благодарю за предупреждение.

— Я подготовлю бумаги. Когда вы можете зайти сюда, чтобы их подписать?

— Как-нибудь на следующей неделе.

— Давайте условимся, что вы зайдете ко мне завтра.

— Завтра я не могу.

— А когда вы можете?

— В четверг.

— Ладно, пусть это будет в четверг в девять часов утра.

— В час дня в четверг.

— Согласен, в час дня.

— Никогда еще меня так не одолевали, — сказал Банистер и повесил трубку.

Было уже почти десять, когда Синтия вновь позвонила мне, чтобы сообщить, что Фрэнк ожидает меня в своем кабинете. Некоторые говорят, что мы с Фрэнком похожи друг на друга. Но лично я никакой схожести между нами не вижу. У меня рост шесть футов и два дюйма, а вешу я сто девяносто фунтов. Фрэнку же не хватает до шести футов целых полдюйма, а весит он сто шестьдесят фунтов, да еще к тому же он очень тщательно следит за своим весом. Правда, у нас у обоих темные волосы и карие глаза, но вот овал лица у Фрэнка более круглый, чем у меня. Фрэнк утверждает, что во всем мире существует только два типа лиц: первый тип — поросенок и второй — лиса. Себя он классифицирует как относящегося к первому типу, а меня — ко второму. В этих определениях нет ничего, что могло бы задеть чье-либо самолюбие: данная классификация является сугубо описательной. Впервые Фрэнк рассказал мне об этой своей системе примерно год назад. И вот с тех пор я уже не могу взглянуть в чью-либо сторону без того, чтобы автоматически не причислить его либо к поросятам, либо к лисам.

Фрэнк лишь мельком взглянул в мою сторону и сказал:

— Ну что, блудливый котяра, все-таки приплелся?

Мне не верилось, что я выгляжу до такой степени ужасно. Конечно, правда то, что минувшей ночью спать мне практически не пришлось, но все же мне показалось, что после утреннего душа и бритья, я стал чувствовать себя несколько бодрее, и еще к тому же в то утро на мне был один из моих самых лучших костюмов, классический английский костюм, что был сшит специально на заказ в самом Нью-Йорке. Это было еще до развода. После него, я уже не мог позволить себе заказывать костюмы в салоне.

— Скоро здесь появятся Даунинги. И снова речь идет про эти их завещания, — заговорил Фрэнк. — Я даже не знаю, что еще им можно посоветовать. И вообще, мне бы очень не хотелось влезать в это дело.

— А в чем так сложность-то?

— Видишь ли, они собираются на целых полгода в кругосветное путешествие, в круиз, значит, и теперь перед отъездом им захотелось оформить завещания. Но вот только Салли не желает сделать деверя, брата мужа, значит, своим душеприказчиком…

— Имеешь в виду, если ее Говард умрет раньше, чем она?

— Вот именно. Она, скажем так, недолюбливает брата своего мужа. Только и всего. Ей кажется, что если сначала умрет Говард, а затем она, то ее беспутный деверь разбазарит все, что только можно.

— А у нее что, есть основания для подобной уверенности?

— Конечно, ведь он уже промотал свою часть того наследства, что досталось братьям Говардам после смерти их отца. Вот Салли и боится, что после того, как их с мужем не станет, их имущество удостоится той же участи.

— Ну и что из этого? А она кому хочет доверить все это?

— Своему брату.

— И в чем здесь загвоздка?

— А в том, что он ни чуть не лучше брата Говарда. Как мне удалось выяснить, он просто мелкий картежник из тех, что отправляются каждый уикэнд в Майами. Он может поставить на кон что угодно: хоть собаку, хоть целый дом.

— Да-а… сюда бы сейчас Царя Соломона, — заметил я.

— Через двадцать минут они будут здесь. И что я им скажу?

— А может она согласится с тем, чтобы в случае чего, кто-нибудь из нас стал бы исполнителем ее последней воли?

— Может быть.

— Или банк? Какой у них там банк?

— «Ферст-Юнион».

— Ведь там есть хороший попечительский совет, почему бы тебе не предложить им и этот вариант?

— Она зациклилась на своем брате.

— А Говард что думает по этому поводу?

— Он настаивает на кандидатуре своего брата.

— Ну раз так, то посоветуй им отменить к чертовой матери этот дурацкий вояж, — сказал я.

— Уж лучше я порекомендую им банк.

На столе затрещал селектор. Фрэнк нажал на кнопку:

— Слушаю.

— Здесь к мистеру Хоупу пришли из полиции, — доложила Синтия.

— У тебя что, встреча с полицейским? — поинтересовался Фрэнк.

— Нет, — ответил я.

Он дожидался меня в приемной, этот мускулистый молодой человек с волосами, цветом напоминающими песок. Он представился мне как сержант Халловей и очень вежливо спросил меня, не смогу ли я оказать ему любезность, последовав за ним.

— А зачем это? — поинтересовался в свою очередь я.