Румянцев-Задунайский

Не успели Брюс что-либо ответить, как он уже умчался к другой компании. Гости веселились, но сам он был невесел. Какая-то печаль отражалась на его лице. Накануне он говорил всем, что у него болят зубы. Но это ли только было причиной?

— Дамы и господа, — раздался уже знакомый бас, — его сиятельство приглашает желающих в домашний театр.

На сцене театра играли какую-то смешную сцену. Графиня и граф Брюс пришли на свои места с опозданием, поэтому не сразу могли уловить суть. Только к концу спектакля они поняли наконец, что речь шла о ловкости неверной жены, дурачившей в своей неверности откровенно придурковатого мужа.

Как только спектакль закончился, Потемкин поднялся с кресла, с видом всемогущего волшебника три раза ударил в ладоши, и сцена на глазах изумленной публики стала уходить в стену. Потом Потемкин попросил гостей на минутку выйти из зала и снова хлопнул в ладоши. На этот раз задвигался пол партера… Когда через минуту гости снова заглянули в помещение, кресел уже не было, а были столы, заставленные яствами и винами.

— Добро пожаловать, господа, добро пожаловать! — галантно приглашал князь.

Все стали усаживаться за столы. Где-то за портьерами заиграли музыканты, и ужин начался. Потемкин занял было место за спиной императрицы и ее фаворита, готовый служить им обоим, но государыня усадила его рядом с собой по правую сторону. Зубов сидел слева от нее, молчаливый, загадочный.

В одном зале поместить всех было, конечно, невозможно. Мест здесь удостоились только самые именитые, близкие к императрице. Большинству гостей пришлось ужинать за столиками, накрытыми прислугой в других залах. Кстати, они нашли за этими столиками все, что желали. И вина были самые различные — от французского шампанского до русской водки.

Вскоре дворец наполнился гулом человеческих голосов. Подогретые винными парами, гости уже не слушали музыку, каждый старался высказать свое мнение о чудесном празднике, устроенном светлейшим князем, и о самом князе. Многие говорили о нем с сочувствием. Дамы откровенно вздыхали:

— Такой красивый, такой обаятельный человек!

Общему настроению поддалась даже графиня Брюс.

— Я, наверное, напрасно думала о нем дурно. Все-таки он хороший.

Граф Брюс сердито буркнул:

— Сам черт не разберет, каков он.

После ужина гости снова занялись забавами. Императрица изъявила желание ехать домой. Потемкин не посмел ее удерживать. Он только сделался еще печальнее, плечи его опустились: на него было жалко смотреть.

Когда императрица, направляясь к выходу, стала проходить через танцевальный зал, с хоров, закрытых от публики разноцветными стеклянными украшениями, раздались звуки органа, подхваченные хором приятных девичьих голосов. То было величание всемилостивейшей матушки-государыни.

Екатерина невольно остановилась и с благодарностью посмотрела на Потемкина. Тот неожиданно рухнул перед ней на колени, схватил ее руку и, с трагическим видом прижав к щеке, залился слезами. Зубов, стоявший рядом, смотрел на него с нахмуренным видом…

Супруги Брюс покинули бал следом за императрицей. Уже в карете граф сказал:

— Светлейший князь — великий актер. Но, кажется мне, на сей раз актерство не спасет его. Закат уже недалек.

4

Покидая армию, Потемкин уверял, что вернется через месяц, но вот уже и весна прошла, лето наступило, а его все не было. Впрочем, генералитет армии это не очень тревожило. Нет светлейшего, ну и Бог с ним. В его отсутствие дела шли не хуже, а даже лучше.

Иначе посмотрели на длительное отсутствие главнокомандующего турки. Верховный визирь Юсуф-паша решил, что его отлучка дает реальные надежды для разгрома русских, что без Потемкина армия русских не сможет выдержать генерального сражения, и приказал своим войскам для учинения такого сражения собраться в район Мачина.

О намерении визиря Репнину стало известно от перебежчиков. В сторону города Мачина были посланы разведчики. Те подтвердили: турки и в самом деле собираются наступать, для чего стянули до ста тысяч человек…

В русском лагере всполошились. У турок-то набиралось сил в два раза больше! При такой ситуации немудрено было лишиться всех прежних завоеваний. На срочно созванном военном совете некоторые генералы находили самым разумным упрятать армию в крепостях и ретраншементах, отбиваться от неприятеля орудийным и ружейным огнем. Они уверяли, что если турки и произведут осаду крепостей, с наступлением зимних холодов все равно вынуждены будут сняться с открытых позиций и вернуться на свои обжитые квартиры.

Доводы сторонников обороны представлялись неотразимыми. Но вот поднялся генерал-поручик Кутузов-Голенищев, командир Бугского корпуса, отличившийся в сражении за Измаил[39].

— Слушая выступления на этом совете, — сказал он, — я вспомнил фельдмаршала Румянцева-Задунайского. Вспомнил и подумал: а как бы поступил в нашем положении сей знаменитый полководец?

Генералы одобрительно зашумели. В точку попал Кутузов! Ну, конечно же, Румянцев не стал бы сидеть в обороне, он сам бы пошел в наступление на турок, если даже их и было больше числом.