Жадная ручка скрылась под одеялом. Покопалась и наглядно показала чем и каким способом следует рассчитываться. С таким откровенным бесстыдством, что Александр почувствовал мужское бессилие. Так у него всегда было, когда не он был первой скрипкой, а — партнерша. Организм по своему мстил хозяину за нарушение извечных законов секса.
Пришлось переступить через себя, заставить свое тело заработать в полную силу. Щедрые подарки стоят этого.
Собков откинул одеяло и привлек к себе женское тело. Любовница часто задышала, принялась елозить горячими губами по мужской груди. Когда он вошел в нее, застонала, напряглась, продемонстрировала способность реагировать на мужское вторжение.
Еще рывок, еще — усилие! Груди расплющились в его руках, женские колени зажали поясницу. Господи, не тяни, скачи быстрей к финишу, молился любовник. Чувствовал — на долго его не хватит.
Наконец, женщина напряглась, вскрикнула и опала.
— Так… Спасибо, милый… Ты — настоящий мужмк, — горячо шептала
она, не выпуская партнера из об"ятий. — Бычек-произвдитель! Не зря
сеструха положила на тебя глаз… Счаз-з, дождется! У меня внутри будто
часть тебя осталась. Болит, ноет, просит… повторения.
Даже не спросила каково ему? Получил ли он наслаждение или просто поработал? Ясно: раб он и есть раб. Бесчувственный робот, обязанность которого удовлетворять потребности хозяйки.
И все же обидно.
— Получишь вечером, — сухо пообещал он. — Сейчас отдохнем.
— Счаз-з! Приголубь меня еще разочек. Твоя девочка, блин, хочет…
— Сказано — вечером! — обозленно прикрикнул Пуля. — Пора подниматься. Мне назначена встреча в десять утра.
— Не сердись, блин. Мы — побыстрому. У тебя получится. И я помогу.
Костомарова снова окольцевала любовника ногами, зашарила по его телу требовательными пальчиками. По привычке громко задышала.
Ненасытная баба! Отматерить ее и сбежать? Нельзя. Пока нельзя. Себе дороже выйдет. Придется подчиниться.
— Так, сладкий… Еще потрудись, желанный… Еще… Еще…
Наконец, расслабилась. Но держала любовника крепко. Руками и ногами. Не вырваться.
— Отпусти. Мне действительно нужно торопиться.
— Всего четверть часика, — сюсюкала женщина, терзая ногтями спину «раба». — Так… Разве не мягко лежать на мне? Давай теперь всегда так спать? Вечером ты на мне, утром — я… Красота, блин!
Собков содрогнулся. За оружие он уже расплатился, остаются — джип и «крыша». Но это через несколько дней, когда накопятся силы и рассеется запах пота.
Воспользовавшись удобным моментом, Пуля выскользнул из женских об"ятий, спрыгнул с постели, набросил халат.
— Завтраком накормишь? Или не заслужил яишенку с колбасой?
— Счаз-з! Заслужил, конечно, заслужил! — заторопилась Костомарова. — И яишенку, и колбаску, и пирожки с мясом… Отвернись, пожалуйста, я оденусь.
Все правильно, обнаженная натура отработала, теперь нет необходимости демонстрировать ее. Впрочем, особо демонстрировать нечего: одни мятые тряпки. Александр перешел в столовую, включил телевизор.
— Екатерина, блин! — закричала хозяйка из спальни. — Накрывай на стол, корми Сереженьку!
Кокетливая служанка, вызывающе покачивая бедрами, покрыла овальный стол накрахмаленной скатертью, принялась выставлять посуду.
— На чем прикажете жарить яишню? — сладким голоском спросила она. — На сале или сливочном маслице? Кто что любит: один — сдобную булочку, другой зачерствелую черняшку.
Намек прозрачен. Александр подошел к сдобной служанке. погладил по плечику. Разве подкатиться, когда Любка захрапит? Жаль, конечно, но нельзя, обстановка не позволяет. Перенес руку на тугую грудь.
— Лично мне — вот на этом.
— Не растапливается! — звонко рассмеялась девчонка. — Жиру мало, одно молоко!
— Подогрею — растопится…
Заскрипела дверь спальни. Катька, подарив симпатичному мужичку обещающий взгляд, убежала.
— Кажется, ты не теряешь, блин, времени, — сощурилась Костомарова. — Я эту шлюшку сегодня же выгоню. А тебе вырезу круглые и заставлю с"есть!
Что до угрозы вырезать «круглые» — обычное выражение ревнивой бабы.
Но она может расправиться с изменником другим путем: сдать его сыскарям.
Потом — раскаянье, слезы. Но сидящему на тюремных нарах от этого будет не легче.
— Можешь быть спокойной, дорогая. Чисто символический интерес. После тебя не потянет ни на сладкое, ни на горькое.
— Ладно, поверю, — подумав, прошипела дамочка. — Кажется, блин, ты немало повидал женщин, поэтому обязан понимать — спелая груша гораздо слаще молодого дичка… Пошли позавтракаем и раз"едемся в разные стороны. До вечера…
— Когда появишься дома?
— А что, хочешь поваляться на Катьке? Не получится, милый, не скажу.
После сытного завтрака Собков тщательно оделся, внимательно оглядел в зеркало отглаженный Екатериной костюм, белоснежную рубашку. Парик и грим
— потом, в машине… Теперь — даренные стволы. Аккуратно разложил на диване три пистолета — «мухобойку», «диктатор» и «дог». Задумался. Дамская игрушка не подойдет, близко к Ахмету вряд ли подпустят. «Диктатор» слишком велик, а вот «дог» — то, что нужно, небольшой, тупорылый, пять патронов в барабане. На всякий случай прихватит еще один коробок.