Руководящие идеи русской жизни

Неограниченна власть Царя: «Не Москва государю указ, а государь Москве». «Воля царская — закон», «царское осуждение бессудно». Царь и для народа, как в христианском учении, недаром носит меч. Он предстатель грозной силы. «Карать да миловать Богу да царю». «Где царь, там гроза». «До царя идти — голову нести». «Гнев царя — посол смерти». «Близ царя — близ смерти». Царь — источник силы, но он же источник славы: «Близ царя — близ чести». Он же источник всего доброго: «Где царь, там и правда», «богат Бог милостью, государь жалостью», «без царя народ сирота». Как солнце он светит: «При солнце тепло, при государе добро». Если когда и «грозен царь, да милостив Бог». И в твердой надежде, что «царь повелевает, а Господь на истинный путь направляет», народ стеной окружает своего «батюшку» и «надежу», «верой и правдой» служа ему. «За Богом молитва, за царем служба не пропадет» — говорит он и готов идти в своей исторической страде куда угодно, повторяя: «Где ни жить, одному царю служить» и во всех испытаниях утешая себя мыслью: «На все святая воля царская».

XXIII Значение чувства и сознательности в психологической основе власти

Последние главы достаточно, полагаю, показывают, до какой степени полного единства может доходить политическое самосознание народа и Верховной власти, развивающееся на почве религиозного идеала жизни. Эта совокупность условий именно и необходима для того, чтобы власть единоличная могла превратиться в силу монархическую, то есть стать Верховной сама по себе, а не как замаскированная делегация народной власти. В тонкостях этой психологической основы политического творчества вся сущность различных форм Верховной власти. Однако необходимо заметить, что здесь дело далеко не в одном чувстве. Судьбы различных форм Верховной власти существеннейшим образом зависят также от состояния нашего сознания.

Из всех областей социального творчества политическая есть область наиболее сознательная, наиболее подверженная влиянию нашего рассуждения, а стало быть, всего того, чем обусловливается рассуждение, как, например, состояния нашего знания, логической развитости, способности критической оценки и т. д. Отсюда ясно, какое значение для политического строения имеет тот или иной характер образованного класса нации, степень действительной образованности его, степень высоты развития науки в данной стране, а также и степень самостоятельности этой науки.

В политическом творчестве нации значение доктрины и вообще идеи весьма велико. Поэтому влияние каких-либо идей здесь особенно легко и заметно, если они оказываются сильнее местных. Между тем эти чужие политические идеи могут исходить из совершенно иного психологического настроения, не соответствуя психологическому настроению данной нации, тем не менее способны давить не ее рассудок, а через него и на политическое творчество. Посему-то, как выше было замечено, развитие данной формы Верховной власти идет всегда не только путем ее собственной, внутренней логики, но и под давлением многочисленных внешних влияний. Это может иметь и благое, и зловредное влияние. Но, во всяком случае, это влияние сознательности составляет факт, который непременно должно принимать во внимание при наблюдении форм Верховной власти. Это относится точно так же и к власти монархической.

Религиозное миросозерцание нации порождает инстинктивное стремление к монархической власти, и тот же инстинкт подсказывает в общих чертах многие необходимые для монархического строения истины. Но один инстинкт не может заменить сознательности, при отсутствии которой в приложении и, стало быть, в осуществлении монархического принципа неизбежно должны возникать ошибки, может быть, даже роковые. Точно так же и при одной сознательности невозможно создать монархии, если нет соответственного чувства. Оба условия одинаково необходимы. Инстинкт, чувство создают почву, без которой ничего нельзя сделать, и кроме того, нередко спасают от самих ошибок рассудка, но в свою очередь и политический разум так необходим, его сила так велика, что он в конце концов способен даже пересоздать и самое чувство нации, или по крайней мере несомненно, что ошибки политического разума способны извращать действия самого прекрасного и сильного чувства.

XXIV Стихийность нашей истории. — Недостаток научной мысли

Если судить по правильности и чистоте основ, заложенных у нас историей, то Россию можно признать самой типично монархической страной. Изучение нашей истории для уяснения себе смысла монархического начала власти с этой точки зрения драгоценно. Но в той же истории мы знакомимся и с условиями, препятствующими развитию монархического начала. В этом отношении на первом плане должно поставить малое развитие сознательности.