Рукопожатие Кирпича и другие свидетельства о девяностых

В уличных киосках выставлена такая крутая порнуха, какой и у нас не увидишь. Стамбул гяуры нынче славят… «Э, сейчас многие только пишут: мусульман – а сами не верят!..» – с сожалением машет рукой красавчик продавец. Итог нашей беседы таков: что вера пала – это плохо, но жить без неё стало лучше: «Раньше я много не мог такого делать, как сейчас». Но в деревне верят, в парандже ходят, уважительно вспоминает он. «Раньше османы сильные были – о! – но у падишаха (падишах – это как президент) дети дураки, думают: а что, я тоже буду падишах… Забываю историю – все проблемы, проблемы, – а ваш Бог разрешает голых женщин?» – «Он нам не говорит. Может, уже исстрадался весь…»

Наконец и на азиатской стороне, за Босфором, осмотрены точно такие же достопримечательности – чем можно поразить, после волоса из бороды Магомета, к которому поднесена предусмотрительная лупа (табличка при входе просит соблюдать почтительность, за спиной не музейные бабуси, а бравые автоматчики). Пора позаботиться и о растаможке. Российская таможня не позволяет драть с одной страны больше трёх шкур, то есть дублёнок, тогда как для нас именно кожа самый выгодный груз: максимум стоимости на килограмм веса. Приходится нагружаться и текстилем, ещё одну дублёнку натягивая на себя (вальяжность, бархатные нотки в голосе обретаются с поразительной быстротой), а кожномеховой излишек отправлять «каргой» – препоручить тысячедолларовый мешок неведомой конторе, которая «гарантирует» и доставить до места, и «договориться» с таможней всего за 4–5 баксов с килограмма. В случае пропажи она «гарантирует» и выплату полной стоимости. Гарантией служит отстриженная от школьной тетрадки бумажная ленточка, в которую шариковой ручкой вписана фамилия хозяйки (не могу нарадоваться, что я всего лишь верблюд!).

Турбюро, доставившее нас в Стамбул, тоже обещало растаможку, но на месте призналось, что несколько прилгнуло. Искушённые в деловой этике челноки даже не сердятся: понятно, у них клиентов не хватает, и так полсамолёта пустые летели, придётся отправлять через «Гиппопотам» или «Агат», а то «NNN» прокололось: возили через К., – военный аэродром, очень добрый дяденька-таможенник, армянин, возил ворованные машины, люди по месяцу не могут получить, всё погнило на складе…

Трое бравых молодцов под сорок (молодая ослепительная седина, физиономии альпинистско-инженерские) предлагают за ту же цену доставить на автобусе через Болгарию, Румынию, – в общем, смотрите сами по карте до Смоленска. Всё расписано – таможни, рэкетиры, омоновцы с пистолетами: сто, сто, тридцать пять, двадцать пять, – баксы отскакивают от зубов, как «до-ре-ми-фа-соль», – а после российской границы подсаживаются двое с автоматами: зачем рисковать? Вот именно: если что, как мы с них получим свои зелёные? У «Гиппопотамов» хоть адрес есть…

Отправляем через «Трейдпокет». В полутёмном пустом баре на пыльной стойке гарантийный лоскуток с твоей же фамилией выписывает приветливая женщина в очках – явно тоже «из бывших», из сокращённых инженеров, чей приток в торговлю заметно очеловечил эту беспросветно советскую стихию. Наш плетёный, как лапоть, пластиковый мешочище с перевязанными для тасканий кроличьими ушками, опутав скотчем (это якобы предохраняет от вскрытий), покидаем под высокими вращающимися табуретами. «Они только деньги берут как за самолёт, а повезут всё равно на машине, хрена с два во вторник получите», – предрекают автобусные ушкуйники – и как в воду глядят: в самые морозы, когда бы продавать и продавать, моя хозяйка тщетно дозванивается в «Трейдпокет».

Мне легче, но поди докажи таможеннику, что ты верблюд! Зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Но, видимо, какие-то рудименты интеллигентности во мне всё-таки уцелели: суровый таможенник – он хороший парень, но с нашим братом по-другому нельзя – пронзительно глянул в упор: «В сумке всё точно по декларации?» Точно, с предельной (запредельной) честностью подтвердил я и раскрыл перочинный нож. Видя, что я действительно готов сделать харакири не только своей «капучино», но и самому себе, он молча мотнул головой: проходите, мол, не задерживайте.

И всё же дублёночная вальяжность не улетучилась до конца, даже когда я поспешно семенил на волю. С хозяйкой мы друзья, но насколько же легче наёмнику, чем собственнику!

Обретя в околочелночном бизнесе известный опыт, а с ним и известное нахальство, я, как всякий уважающий себя трудящийся, постепенно начал ощущать гнёт эксплуатации: я таскаю за хозяйкой суму, кланяюсь в таможне, торгуюсь ин инглиш, а получаю всего в два раза больше, чем законные четверть ставки в своем НИИ. Будя, попили нашей кровушки, ноне не старый режим!

Отправляясь в Грецию, я взял взаймы тысячу дойчмарок – сумму для меня абсолютно неподъёмную: если что – как честный офицер придётся стреляться, и даже вдвоём, потому что ссудивший меня друг сам позаимствовал эти деньги в кассе своего малого предприятия – этак на месячишко. Хуже того – друг этот был женщиной, так что пришлось бы застрелить сначала его, а потом себя.