Рукопись, которой не было

Приехали, бегом на платформу, не обращая внимания на встречный поток. Успели в последнюю минуту. Если бы не успели, купить новые билеты на ближайшие дни я бы не смогла. Их просто не было.

Мы ехали в мягком вагоне, в комфортабельном купе, проводница приносила чай чуть ли не каждый час. Никогда раньше я не ездила в мягком, никогда не видела такой поездной роскоши. Ресторан в поезде отсутствовал, но я заготовила еды еще дома. Кроме того, на каждой станции крестьянки выстраивались возле поезда и предлагали хлеб, жареных цыплят, яйца, а южнее – дыни и виноград. Все безумно дешево. На следующей станции фрукты выглядели еще вкусней, их тоже надо было попробовать, потом на следующей, на следующей и т. д. Короче говоря, приехав в Теберду, я слегла с расстройством желудка на несколько дней.

Автобус от станции вез нас по узкой и пыльной проселочной дороге. Впереди показался другой автобус, и наш водитель вдруг решил его обогнать. Во мне, наверное, живет душа джигита. Я стала ему помогать:

– Сейчас левее, поднажми, давай, давай, еще поднажми! – подбадривала я его.

Все остальные пассажиры, которых бросало из стороны в сторону, стали на меня кричать. Руди спросил, что именно они кричали.

– Это трудно перевести.

– Женя, пожалуйста, я же должен выучить русский.

– Милый, я не знаю этих слов по-английски. Вернемся домой, посмотрю в словаре.

В доме отдыха ученых нас ждал приятный сюрприз: для нас нашли маленькую комнату с двумя кроватями и одной тумбочкой между ними, в пристройке между мужским и женским корпусом. Пока я лежала с больным желудком, Руди освоил крутую тропинку в главный корпус, откуда приносил мне вареный рис, чай и градусник. Разумеется, в нашей комнате не было ни ванны, ни туалета, а уборная на улице зияла проемом; кто-то украл дверь. Чтобы избежать конфуза, находясь в уборной, нужно было без перерыва громко петь или декламировать.

Все эти проблемы меркли перед красотой вокруг: зачарованные долины с шелковой травой всех оттенков зеленого, величественные горы со снежными вершинами… Никакого транспорта не было, но за небольшую плату можно было ездить на лошадях в сопровождении местного мальчишки, который за ними приглядывал и указывал нам дорогу. Разумеется, нам давали самых послушных лошадей, справиться с ними было несложно. Однажды, когда Руди надо было спешиться, его горный ботинок застрял в стремени. Лошадь, которая до того стояла и мирно жевала травку, вдруг пошла и потянула Руди за собой. Боже, как я испугалась! Копыта цокали возле его головы. К счастью, подбежал мальчик и вызволил его.

В один прекрасный вечер нас повезли в местный колхоз показать его достижения. Когда мы вошли в клуб, колхозники – почти все карачаевцы – что-то оживленно обсуждали между собой на татарско-джагатайском языке. В зале были одни мужчины. Всю работу в поле и по дому выполняли женщины. Мужчины в свободное от ссор время ходили на охоту. Один из отдыхающих из мужского корпуса, приехавший из Москвы, спросил, что они думают о проблеме женского труда. Ему ответили: «Нет такой проблемы. Они работают просто замечательно».

Поскольку Руди нужно было возвращаться в Цюрих, к Паули, все остальные этапы моего плана пришлось пропустить. В поезде по пути в Москву у Руди украли чемоданчик. Кражи в поездах – обычное дело в те дни. На ночь одна из входных дверей в вагон запиралась на ключ, а возле другой сидел проводник, по идее наблюдавший за входящими и выходящими пассажирами. Но в ту ночь, то ли случайно, то ли нарочно, обе двери оставались открытыми. Вор, видимо, зашел через неохраняемую дверь и прошелся по купе в поисках легкой добычи.

Потеря чемоданчика очень расстроила Руди, даже не из-за денег, которых там было немного, а из-за фотопленок. В Теберде он много снимал, и все эти замечательные снимки так и остались на непроявленных пленках, которые – я уверена – вор просто выбросил в мусор. Пассажир из соседнего купе, с которым мы познакомились, оказался в гораздо худшем положении. Вор украл его единственные брюки со всеми деньгами и документами.

По совету проводника на следующей станции мы пошли в милицию. Когда описали случившееся дежурному милиционеру, он развел руками:

– Ничем не могу вам помочь. Вас честно обокрали.

– Что вы имеете в виду? Что значит честно?

– Ну… если бы вас ударили по голове…

В Москве мы опять остановились у Мандельштамов, и я тут же позвонила в Иностранный отдел. Голос на другой стороне провода:

– Еще раз, пожалуйста, вашу фамилию, имя и отчество.

– Каннегисер, Евгения Николаевна.

– С двумя «н» или с одним?

– С двумя.

– Так… подождите минутку. Ваше прошение одобрено. Документы высланы в Ленинград.

Прошение одобрено, прошение одобрено, прошение одобрено – стучало у меня в ушах.

Вечером этого же дня мы выехали в Ленинград, чтобы приготовиться к отъезду. Прошла неделя, потом другая, я чувствую, как Руди нервничает, я тоже, но стараюсь не показать вида. Неужели опять расставание надолго? «Нет, – сказал Руди, – завтра еду в Москву и попробую все уладить».

Через два дня из Москвы пришла телеграмма: ВЫЕЗЖАЮ С НАДЕЖДОЙ РУДИ.