Руки вверх, генерал!

– Разве обязательно нужно знать человека, чтобы предположить его заурядность? – возразила Мария. – Хотя, наверное, ты прав – здесь я погорячилась. Но мне правда самым ярким в этом человеке показался его мундир. Он встречал иногда свою избранницу возле театра, но я ни разу не видела его на спектаклях. По-моему, эстетическое чувство в нем было убито уже в детстве. Типичный солдафон.

– Ну, теперь, когда ты наголову разбила генерала, – посмеиваясь, сказал Гуров, – попробуй все-таки ответить на мои вопросы.

– Сию минуту, только отопру дверь, – сказала Мария, останавливаясь и разыскивая в сумочке ключи от квартиры.

Гуров, прижав к животу букеты, покорно ждал, наслаждаясь цветочными ароматами. Влажный розовый бутон упирался ему в самый нос.

Мария открыла дверь и, сбрасывая на ходу туфли, сразу пошла к зеркалу, занимавшему чуть ли не половину прихожей.

– Итак, отвечаю по порядку, – сказала она, глядя на свое отражение. – Боже, как страшно я выгляжу!.. Цветы пока положи в ванну – надо еще освободить вазы от увядших, интересно, почему никто не сделал этого раньше?.. Значит, так – о тебе Преображенская несомненно знала. Как-никак, а твоя жена – ведущая актриса. О личной жизни ведущей актрисы все всё знают – это закон. Это, кстати, и ответ на второй вопрос – чем ты занимаешься, она наверняка знала.

– Остается телефон, – сказал Гуров и пошел в ванную.

Когда он налегке вернулся, Мария усталыми движениями расчесывала перед зеркалом волосы. Он слегка обнял ее за талию и потерся щекой о тяжелые темные пряди.

– Пахнет табаком, – удивленно сказал он. – Твои волосы… Или у меня что-то с обонянием?

– Господи, что тут удивительного! – сказала Мария. – У нас в театре никто сигареты изо рта не выпускает. Зайди в любую комнату – там дымят! Ты разве не заметил?

– Черта с два там у вас что-нибудь поймешь, – признался Гуров. – У меня такое впечатление, что у вас там вообще дым коромыслом постоянно. Как будто пожар перманентный.

– Это священный огонь искусства, – улыбнулась Мария и, обернувшись к мужу, сказала: – А вот насчет телефона точного ответа у меня нет. Но, думаю, если у этой девочки была возможность порыться в моей гримерной, то она вполне могла списать номер твоего служебного телефона.

– Разве у вас принято рыться в чужих гримерных? – удивился Гуров.

– В цивилизованном обществе не принято убивать женщин, – парировала Мария. – Но, кажется, ты говорил вчера о каком-то «сезонном убийце»?

– В цивилизованном обществе, если быть точным, вообще не принято убивать, – сказал Гуров. – Но я в последнее время все больше начинаю сомневаться в наличии у нас цивилизованного общества.

– А театр – это еще хуже! – убежденно заявила Мария. – Кстати, по-моему, не так давно я опять видела Преображенскую за кулисами. Тогда я подумала, что обозналась, но теперь мне кажется, что это все-таки была она. Так что в принципе ничего удивительного, если Виктория сумела раздобыть твой номер телефона. Надеюсь, он не является государственной тайной?

– Не является, – успокоил ее Гуров.

– Тогда я пойду приму душ, – объявила Мария. – А ты пока приготовь поесть – что-нибудь легкое. Может быть, сыр и немного салата… А у меня припрятана бутылочка настоящего «Киндзмараули». Пожалуй, мы можем устроить сегодня небольшой праздник, как ты думаешь?

– Мы можем даже устроить большой, – сказал Гуров. – Как театр!

– Ах, ни слова больше о театре! – сказала Мария и удалилась в ванную.

Гуров готовил ужин, слушал, как плещется жена в душе, и думал о том, как он покажет Марии фотографию убитой. Разумеется, он сделает это после ужина – хотя и тогда настроение у Марии будет безнадежно испорчено. Особенно если на снимке действительно окажется Виктория Преображенская. Фотографии, сделанные на месте убийства, вообще не способны доставить радость нормальному человеку, а если это к тому же фотографии твоего знакомого…

За ужином они разговаривали о спектакле. Вернее, говорила в основном Мария, а Гуров лишь односложно поддакивал и с преувеличенным почтением ухаживал за женой. Благодаря этому, а возможно, и двум бокалам вина, напряжение, вызванное работой на сцене, у нее вскоре было снято, но Гуров все никак не решался возобновить разговор о Преображенской. На помощь ему пришла сама Мария.

– Гуров, ты по-прежнему где-то далеко, – вдруг сказала она. – Смотришь на меня, улыбаешься, делаешь вид, что я тебе интересна, а сам о чем-то мечтаешь. Может быть, поделишься? Тебе все еще не дает покоя неудавшаяся актриса?

– Ты, как всегда, проницательна, – с облегчением сказал Гуров. – Мне и правда нужно еще кое-что выяснить. Но почему ты называешь Преображенскую неудавшейся актрисой? Выйдя замуж, она совсем оставила сцену?

– Ну, разумеется, – ответила Мария. – Это случается не так уж редко. Просто о тех, кто ушел, никто не вспоминает, и у всех складывается впечатление, что все актеры умирают прямо у рампы. Но это не так. Между прочим, мне совсем не хочется умереть на сцене. Такая смерть кажется мне неестественной.