Мое выздоровление позволило нам возобновить наши исследования в Фивах. Каждое утро мы переправлялись через Нил и порой возвращались в хижину лишь поздней ночью. Снова и снова мы встречали в развалинах нашего странного англичанина, но он, казалось, по-прежнему избегал нас; даже добродушный профессор начал было приходить к выводу, что мы с большим успехом могли бы попытаться завязать разговор со Сфинксом, но однажды утром, вследствие довольно заурядного события, стена оказалась пробита. Так часто бывает в жизни — успех ждет нас, когда мы перестаем строить планы.
Профессор уже долгое время делал слепки с некоторых иероглифов, обнаруженных на барельефах в коридорах. Соединив эти иероглифы вместе, он нашел, что они образуют некий ключ, и с помощью этого ключа начал перемещаться из коридора в коридор. В тот день, однако, он был совершенно сбит с толку иероглифом, выглядевшим достаточно несложным. Старик пытался так и эдак расположить слепки, надеясь продолжить работу — но решение все не приходило, и после многих неудачных попыток он со вздохом непритворного отчаяния бросил свое занятие. В эту минуту из бокового прохода показался не кто иной, как наш незнакомец. Он с первого же взгляда понял, в чем состояло затруднение профессора и, приподняв шляпу, обратился к старику:
— Если позволите, сэр, я покажу вам, где была допущена ошибка.
Не ожидая ответа, незнакомец изменил расположение слепков, и через несколько секунд все трудности остались позади.
Благодарность профессора не знала границ. Он рассыпался в восторженных восклицаниях, мешая английские и немецкие слова, и остановился только тогда, когда незнакомец спокойно произнес: «Вы находитесь только в самом начале; вы еще не решили загадку». Но надежду в сердце старика было не так-то легко убить. Он снова с благодарностью и радостью пожал молодому человеку руку и вернулся к работе.
Незнакомец исчез почти так же быстро, как появился. Но лед был сломан, и профессор нетерпеливо предвкушал новую встречу. Он буквально потирал руки от удовольствия, думая о том, что интуитивная догадка оказалась верна: этот странный человек владел тайной, потребовавшей столь долгих поисков. Незнакомец, заметил профессор, без малейших затруднений правильно расположил слепки, что было бы невозможно, не знай он значения иероглифов.
— Но на что, в конечном итоге, указывают ваши иероглифы? — поинтересовался я.
Старик указал на лежавшую перед ним таблицу со странными значками.
— Согласно этой таблице, — сказал он, — последний иероглиф, содержащий разгадку тайны, должен представлять собой комбинацию первых семи символов. Видимо, мы уже близко — пойдем и поищем его.
С этими словами он взял один из фонарей и двинулся вперед. Мы и впрямь были близки к концу пути. Сделав несколько шагов, мы очутились в той же маленькой камере, где побывали вместе с проводником во время первого посещения гробницы — и здесь, к моему изумлению, увидели вырезанный в центре потолка странный символ, который мы и искали, точную копию наброска профессора. Старик, с выражением удовлетворения и торжества на лице, дал волю своим чувствам, исполнив дикий танец — вероятно, казавшийся ему немецкой версией шотландского Хайланда[6]. Но египетская жара не благоприятствовала таким гимнастическим упражнениям, и престарелый и почтенный ученый быстро выбился из сил.
Отдышавшись, он приступил к осмотру любопытного символа. Язык был ему незнаком, однако он без особого труда установил, что символ, обладая собственным отличительным характером, в то же время являлся сочетанием первых семи знаков. С другой стороны, профессор был ничуть не ближе к разгадке, чем раньше. Он действительно обнаружил нечто странное и пропущенное другими археологами. Но, в конце концов, это был всего лишь занятный фрагмент резьбы в пустой камере — иероглиф, лишенный смысла, возможно, что и дверь, но без ключа. Профессор тщетно прощупывал стены в поисках отверстия либо потайного хода и простукивал молотком пол и потолок. Звук везде был одинаков. Старик лишь пробудил эхо — эхо, которое подняло на смех его надежды, истаяло в пространстве и оставило его в отчаянии.