Читаем Рука судьбы или Этюд о предопределенности полностью

Мое выздоровление позволило нам возобновить наши исследования в Фивах. Каждое утро мы переправлялись через Нил и порой возвращались в хижину лишь поздней ночью. Снова и снова мы встречали в развалинах нашего странного англичанина, но он, казалось, по-прежнему избегал нас; даже добродушный профессор начал было приходить к выводу, что мы с большим успехом могли бы попытаться завязать разговор со Сфинксом, но однажды утром, вследствие довольно заурядного события, стена оказалась пробита. Так часто бывает в жизни — успех ждет нас, когда мы перестаем строить планы.

Профессор уже долгое время делал слепки с некоторых иероглифов, обнаруженных на барельефах в коридорах. Соединив эти иероглифы вместе, он нашел, что они образуют некий ключ, и с помощью этого ключа начал перемещаться из коридора в коридор. В тот день, однако, он был совершенно сбит с толку иероглифом, выглядевшим достаточно несложным. Старик пытался так и эдак расположить слепки, надеясь продолжить работу — но решение все не приходило, и после многих неудачных попыток он со вздохом непритворного отчаяния бросил свое занятие. В эту минуту из бокового прохода показался не кто иной, как наш незнакомец. Он с первого же взгляда понял, в чем состояло затруднение профессора и, приподняв шляпу, обратился к старику:

— Если позволите, сэр, я покажу вам, где была допущена ошибка.

Не ожидая ответа, незнакомец изменил расположение слепков, и через несколько секунд все трудности остались позади.

Благодарность профессора не знала границ. Он рассыпался в восторженных восклицаниях, мешая английские и немецкие слова, и остановился только тогда, когда незнакомец спокойно произнес: «Вы находитесь только в самом начале; вы еще не решили загадку». Но надежду в сердце старика было не так-то легко убить. Он снова с благодарностью и радостью пожал молодому человеку руку и вернулся к работе.

Незнакомец исчез почти так же быстро, как появился. Но лед был сломан, и профессор нетерпеливо предвкушал новую встречу. Он буквально потирал руки от удовольствия, думая о том, что интуитивная догадка оказалась верна: этот странный человек владел тайной, потребовавшей столь долгих поисков. Незнакомец, заметил профессор, без малейших затруднений правильно расположил слепки, что было бы невозможно, не знай он значения иероглифов.

— Но на что, в конечном итоге, указывают ваши иероглифы? — поинтересовался я.

Старик указал на лежавшую перед ним таблицу со странными значками.

— Согласно этой таблице, — сказал он, — последний иероглиф, содержащий разгадку тайны, должен представлять собой комбинацию первых семи символов. Видимо, мы уже близко — пойдем и поищем его.

С этими словами он взял один из фонарей и двинулся вперед. Мы и впрямь были близки к концу пути. Сделав несколько шагов, мы очутились в той же маленькой камере, где побывали вместе с проводником во время первого посещения гробницы — и здесь, к моему изумлению, увидели вырезанный в центре потолка странный символ, который мы и искали, точную копию наброска профессора. Старик, с выражением удовлетворения и торжества на лице, дал волю своим чувствам, исполнив дикий танец — вероятно, казавшийся ему немецкой версией шотландского Хайланда[6]. Но египетская жара не благоприятствовала таким гимнастическим упражнениям, и престарелый и почтенный ученый быстро выбился из сил.

Отдышавшись, он приступил к осмотру любопытного символа. Язык был ему незнаком, однако он без особого труда установил, что символ, обладая собственным отличительным характером, в то же время являлся сочетанием первых семи знаков. С другой стороны, профессор был ничуть не ближе к разгадке, чем раньше. Он действительно обнаружил нечто странное и пропущенное другими археологами. Но, в конце концов, это был всего лишь занятный фрагмент резьбы в пустой камере — иероглиф, лишенный смысла, возможно, что и дверь, но без ключа. Профессор тщетно прощупывал стены в поисках отверстия либо потайного хода и простукивал молотком пол и потолок. Звук везде был одинаков. Старик лишь пробудил эхо — эхо, которое подняло на смех его надежды, истаяло в пространстве и оставило его в отчаянии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Polaris: Путешествия, приключения, фантастика

Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке
Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке

Снежное видение: Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке. Сост. и комм. М. Фоменко (Большая книга). — Б. м.: Salаmandra P.V.V., 2023. — 761 c., илл. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика). Йети, голуб-яван, алмасты — нерешенная загадка снежного человека продолжает будоражить умы… В антологии собраны фантастические произведения о встречах со снежным человеком на пиках Гималаев, в горах Средней Азии и в ледовых просторах Антарктики. Читатель найдет здесь и один из первых рассказов об «отвратительном снежном человеке», и классические рассказы и повести советских фантастов, и сравнительно недавние новеллы и рассказы. Настоящая публикация включает весь материал двухтомника «Рог ужаса» и «Брат гули-бьябона», вышедшего тремя изданиями в 2014–2016 гг. Книга дополнена шестью произведениями. Ранее опубликованные переводы и комментарии были заново просмотрены и в случае необходимости исправлены и дополнены. SF, Snowman, Yeti, Bigfoot, Cryptozoology, НФ, снежный человек, йети, бигфут, криптозоология

Михаил Фоменко

Фантастика / Научная Фантастика
Гулливер у арийцев
Гулливер у арийцев

Книга включает лучшие фантастическо-приключенческие повести видного советского дипломата и одаренного писателя Д. Г. Штерна (1900–1937), публиковавшегося под псевдонимом «Георг Борн».В повести «Гулливер у арийцев» историк XXV в. попадает на остров, населенный одичавшими потомками 800 отборных нацистов, спасшихся некогда из фашистской Германии. Это пещерное общество исповедует «истинно арийские» идеалы…Герой повести «Единственный и гестапо», отъявленный проходимец, развратник и беспринципный авантюрист, затевает рискованную игру с гестапо. Циничные журналистские махинации, тайные операции и коррупция в среде спецслужб, убийства и похищения политических врагов-эмигрантов разоблачаются здесь чуть ли не с профессиональным знанием дела.Блестящие антифашистские повести «Георга Борна» десятилетия оставались недоступны читателю. В 1937 г. автор был арестован и расстрелян как… германский шпион. Не помогла и посмертная реабилитация — параллели были слишком очевидны, да и сейчас повести эти звучат достаточно актуально.Оглавление:Гулливер у арийцевЕдинственный и гестапоПримечанияОб авторе

Давид Григорьевич Штерн

Русская классическая проза

Похожие книги