Руинный марш

Утром, часов в 7, мы «хватали» попутный грузовик и ехали в город на работу. Проблем с подвозом и вывозом обычно не возникало. Однажды, правда, мы явились поздним вечером в городской штаб спасателей и попросили автобус на полчаса, чтобы он отвез нас в Ахурян (минут 20 езды от центра города). В штабе один из функционеров ответил: «Сейчас вас сведем с заместителем министра!». Сережа Романов со смехом выразил общую мысль: «Нам не нужен замминистра, нам нужен всего лишь автобус...» В результате, нам не дали ни заместителя, ни автобуса. Автобус быстро нашелся, когда мы прошли на площадь и обратились к шоферам. Вообще, общение с простыми тружениками, – шоферами, крановщиками, экскаваторщиками и другими «людьми дела» (а не слов), всегда было проще, конструктивнее, и проводило к быстрому решению всех «проблем».

А администрация? Каждый день, проезжая в 7 утра мимо здания исполкома Ахуряна, мы видели длинную вереницу строительных и транспортных машин, – автокранов, погрузчиков, экскаваторов... Их так не хватало для работ и в городе, и здесь! Совещание же в исполкоме начиналось в 10.00, – к этому времени мы более двух часов работали в развалинах. А техника эта простаивала в ожидании приказа... Конечно, вопросы о распределении техники должны решаться не в день работ, а накануне, и утром вся техника должна уже находиться в готовности на перспективных объектах, либо «катиться» к ним вместе с отрядами спасателей. «Разрыва», несогласованности в действиях техники и спасательных отрядов быть не должно, разрыв этот приводит к простаиванию техники и неэффективной работе спасателей, к задержкам работ. Вообще все руководящие решения должны приниматься с опережением реальных работ, без простоя. В противном случае руководство работает неэффективно. Мы наблюдали и эффективные, и неэффективные действия местного руководства. Это достаточно легко увидеть. Увидеть, где работы ведутся активно, без задержек, и где люди и техника простаивают, не зная, что делать...

Половина отряда уехала...

Картины разрушения местами были очень тяжелы. Люди со слабыми нервами, случалось, их не выдерживали. Как нам сообщили позже, от сердечного приступа умер один из спасателей. Он не выдержал картины, открывшейся под бетонной плитой, похоронившей 8 человек, в основном, женщин, на текстильном комбинате. Да, у спасателей должны быть крепкие нервы и сердце...

Именно потому я нисколько не осуждаю тех, кто по душевной слабости, или каким-то иным причинам, отступил, и не смог продолжить спасательные работы. Таких у нас оказалось чуть более половины: на исходе третьего дня 30 человек из 57 уехали назад, в Ленинград. Это произошло по разным причинам. Кто-то растерялся, и не знал, что делать. Для кого-то оказалась слишком тяжелой сама перспектива оказаться в холерном бараке на неопределенный срок: опасность возникновения эпидемии в разрушенном городе была вполне реальной... Здесь мы увидели и услышали много такого, о чем и не догадывались, собираясь в дорогу.

Повлияло, на мой взгляд, то, что ожидаемая «романтика» спасработ быстро испарилась в пыли и мраке разрушенного города. Здесь постреливали, особенно по ночам: милиционеры, случалось, расстреливали мародеров, а кто-то «под шумок», возможно, сводил по-бандитски личные счеты или грабил «богатые» руины (рассчитывая, что все будет списано на стихию). Здесь было пыльно и грязно. И требовался не «беззаветный героизм» спасателей, а тяжелая и нудная работа по разборке завалов. Работа по 10–12 часов в день, до изнеможения. Работа, которая в течение нескольких дней, случалось, не приносила никаких результатов, поскольку не удавалось найти ни живых, ни мертвых.

Еще мне тогда показалось, что частью личного состава отряда еще при его формировании и отправке владел некий синдром «экскурсионного настроения»: просто было интересно увидеть, что же произошло при землетрясении. Ну, увидели, понаблюдали, можно и домой... Одной такой устремленности для настоящего дела мало. Конечно, познавательный интерес в той или иной степени был у каждого, но в виде негатива «экскурсионного настроения» он не проявился у тех, кто остался. Тогда мне эта причина показалась одной из главных, но сейчас главной кажется причина отъезда другая.

Главной причиной отъезда, на мой взгляд, являлась именно слабость руководства. Это я не в качестве обвинения привожу, а в виде вывода на основе личного наблюдения. Оно поддалось слабостям настроения, растерялось в новых условиях. В тех отрядах, где руководство было сильнее (как, например, у Шопина или Клестова), никаких отъездов до официального окончания спасработ не было. Большинство остальных, я думаю, уехало потому, что они поддались этому настроению руководителей. Пошли, как стадо за пастухами... Конечно, район стихийного бедствия – не место для познавательных прогулок, в него не стоит «соваться» ради удовлетворения любопытства. В него надо ехать на работу с чувством личной ответственности.