Руина, Мазепа, Мазепинцы

лишались внезапно цвета своих жителей, уводимых в плен: хозяева не успевали отстраиваться и поправляться, как подвергались

опять прежним набегам и разорениям: земледелец трудился и не

знал, кому достанутся плоды трудов его: при совершенном урожае, его поля вытаптывались татарскими конями, сожигался его двор, и он шатался, не зная, где преклонить голову, и если не успевал

убегать куда-нибудь, то умирал с голоду; край благодатнейший, который в прежние времена удивлял своим изобилием, приходил

в обнищание и запустение. Когда совершилась перепись - везде

требовали льгот, и, по соображениям, некоторые места тогда же

были изъяты от налогов. Так, в Нежине не брали податей с волов

и лошадей, ограничиваясь подымовным налогом. Со всех сторон

подавались челобитные о таких изъятиях, и вообще оказывалось, что царской казне мало приходилось пользы с малороссийского

края.

Но не одни воеводы и сборщики составляли тягость для по-

спольства: и козацкое начальство давало себя ему знать. У гетмана

были тогда полки, не имевшие определенного места; то были, например, <купы>, собравшиеся на правом берегу Днепра и

перешедшие на левый; между ними были не только малороссияне, но и чужеземцы-волохи, сербы, поляки, приходившие на службу

в гетманщину. Их располагали <на леже>, т. е. назначали такие

места, где поселяне обязаны были давать им помещение, конский

корм, шубы, рукавицы. В Батуринском уезде расположены были

тогда козаки Дмитрашки Райча (которого потом Бруховецкий

сделал переяславским полковником) с сотником Симашкою. Около

Полтавы стояло <на леже> до пяти тысяч Козаков, дожидавшихся

весны, чтоб идти в поход. Около Мена и Сосницы стоял полк

Могилевского; около Остра и Нежина козаки Полесского полка, приведенные Дециком. Такие козачьи <купы> переводились из

одного угла в другой и везде дозволяли себе разного рода произвол

и насилия над поспольством; в те времена всякий поступок

казался дозволителен, если не было вблизи силы, которая внушала

страх наказания. Народный ропот возрастал; все ненавидели, проклинали Бруховецкого со всем тем, что от него исходило. Мещане

и крестьяне тяготились воеводским управлением, от которого

прежде они, недовольные управлением козацким, ждали себе

облегчения; козаки не могли примириться с боярским саном гетмана

и дворянским достоинством старшин и видели в этом замысел

уничтожить козацкое равенство. Недовольно было и

малороссийское духовенство ожиданием московских перемен, склонялось к

114

митрополиту Иосифу Тукальскому, приятелю Дорошенки, и не

терпело Мефодия, московского подлипалу. Большую силу между

духовными имел тогда Иннокентий Гизель: игумены и братия всех

малороссийских монастырей уважали его и готовы были

поступать, как он скажет, а он был издавна в дружбе с Тукальским.

Тяпкин, указывая на него, как на сильного человека между

духовными, советовал московскому правительству <обвеселять> пе-

черского архимандрита царскою милостивою грамотою.

XII

Бруховецкий ищет средств самосохранения от

народной ненависти. - Его сношения с Дорошенком

и Тукальским. - Рада у Бруховецкого в Гадяче. -

Мысль о подданстве Турции. - Рада в Чигирине у

Дорошенка. - Посланцы Бруховецкого на этой

раде. - Епископ Мефодий недоволен Москвою. -

Иннокентий Гизель у Мефодия. - Примирение

Мефодия с Бруховецким. - Разрешение посполитым

вступать в козаки. - Народные восстания в

городах. - Дело под Остром. - Бруховецкий

изгоняет из Гадяча воеводу и царских ратных -

людей. - Коварство Бруховецкого с ними> -

Расправа с великороссиянами в разных городах. -

Царские грамоты. - Возмутительные воззвания

Бруховецкого. - Посольство в Турцию. - Дорошенко

вступает на левую сторону Днепра. - Ромодановский

в Котельве. - Дорошенко и Бруховецкий в

Опашне. - Убийство Бруховецкого. - Погребение

его тела в Гадяче.

Бруховецкий был один из тех мелких эгоистов, которые, увлекаясь представляющимися выгодами, хватаются за все, что

кажется им ближе и потому легче, мало думают о далеких

последствиях, а потом, когда увидят, что обманулись, так же легко и

круто поворачивают в противную сторону. Бруховецкий сознал, что введение московских порядков возбуждает к нему ненависть, и он думал, что народ перестанет его ненавидеть, лишь только

он, своими поступками, покажет, что не угождает московскому

правительству в ущерб своей нации. Москвы он никогда не любил; он только подличал и пресмыкался перед нею, надеясь, что она

всегда может охранить его. Но его надежды не совсем

оправдывались. Москва не слишком скоро и не слишком сочувственно

готова была угождать ему в такой мере, как он угождал ей; враги

могли его извести, прежде чем Москва решилась бы спасать его.

Для Москвы в сущности было все равно: того ли, другого ли

захотят козаки себе гетманом, лишь бы этот гетман был верен и

покорен московскому правительству. Дозволяя на вольной раде

избирать гетмана, Москва всякого утвердила бы, кого на раде

выберут, и всякого оставила бы и отдала на казнь, когда бы не

115

взлюбила его вольная рада. Что дозволено было излюбленному

выбором Бруховецкому сделать с Самкбм и Васютою Золотарен-

ком, то дозволили бы сделать и с самим Бруховецким в угоду