Руина, Мазепа, Мазепинцы

прежде времени в гроб женут! Богдай бы того никогда уряду гетманского

не знал, на котором от начала его не живу, а мучусь, стражду и

непрестанные напасти и внутрь от своих знаемых и лжебратий и извне от

чужестранных терплю. Прошу вашей вельм-сти, сотвори милость с

ближним своим горее нежели в разбойники впавшим и милосердствуя о мне, подаждь в тяжких печалех желаемую отраду, да не скончаюся

безвременно>. (Архив иностранных дел 1708 г., май. Подлинники.) 600

Сенявский, долго домогавшийся всей Правобережной Украины, в мае отнесся к русскому правительству с готовностью взять одну

Белую Церковь с ее уездом. Головкин по этому поводу писал к

гетману Мазепе, что это дело оставляется на его собственное

усмотрение: если гетман надеется, что отдача Белой Церкви не произведет

волнения во всем малороссийском народе, то может исполнить

требование Сенявского, а в противном случае может подождать. Таким

образом, Мазепа успел-таки поставить дело с поляками так, как ему

было нужно до поры до времени. Он держал царя в подозрении

относительно поляков, не шел сам в Польшу на помощь

противникам Станислава, не посылал уже туда более Козаков, не отдавал и

Белой Церкви Сенявскому, а стоял обозом у Белой Церкви, куда

перенесся из Хвастова еще 27 марта по причине скудости в конских

кормах. Стоя под Белою Церковью, как будто дожидаясь

дальнейшего царского указа, Мазепа отправлял по царской воле козацкие

отряды на другую сторону.

На Запорожье появился предводитель донцов и украинных

удальцов Московского государства Кондратий Булавин. Сначала он

заложил свой стан в урочище Кленкове, на реке Калмиусе; к нему

набралось там до 9000 всякого рода <гультаев>; донцов было с ним

до тысячи человек. Оттуда Булавин прибыл в Сечу, принес письмо

от донского козацкого войска к низовому запорожскому и стал

возбуждать запорожцев идти вместе с донцами на Русь -? бить бояр, прибыльщиков, дворян и подьячих. Три раза собиралась в

Запорожье рада. <Молодята> (т. е. недолго еще жившие в Сече) вошли

в задор и подняли обычный крик: идти бить арендарей и панов за

то, что Украиною завладели. Старики удерживали их и

представляли, что в то время никак нельзя было начинать такого похода: первое, оттого, что зима была теплая и реки не совсем замерзли; второе, в Москву посланы были их товарищи и могли там пропасть, если Запорожье пристанет к мятежу. Дозволили Булавину жить в

Кодаке, но не дозволяли приглашать татарскую орду. Это

происходило в средине зимы. Мазепа отправил в Сечь батуринского сотника

с приказанием выдать Булавина. Сначала рада решила исполнить

требование гетмана, но на другой день пьяницы и <гультаи> взяли

верх над стариками и закричали, что Булавина выдать невозможно, потому что издавна в Сечу волен всякому приход и Сечь никогда

? никого не выдавала. Булавину, однако, послали в Кодак приказание

жить смирно, распустить всякое <гультайство> и не затевать ничего

противного государю. Но вслед за тем в Сече произошел переворот: сменили кошевого, избрали Костю Гордеенка, <древнего вора и

бунтовщика>, как его называл в своих донесениях Мазепа. Напрасно

от гетмана приходили одно за другим требования выдать или, по

крайней мере, прогнать Булавина. Он продолжал сидеть в Кодаке

и оттуда разослал 260 агентов в украинные страны Московского

601

государства и на Дон с возмутительными грамотами. Он возбуждал

донцов тем, что <деды и отцы положили старое поле и то старое поле

держалось крепко, а ныне злые бояре и немцы Козаков ругают и

оскорбляют, жгут и казнят жестоко и старое поле переводится ни

во что>. Он, Булавин, восстает за это старое поле и с ним заодно

все запорожские козаки и белогородская орда. Он дает такой приказ

Войску Донскому и всем городам украинным: со всех станиц

половина жителей пусть идет к нему, а половина остается дома. Всех

начальных и простых черных людей посадских и волостных, в

селах и деревнях украинных городов возбуждал он истреблять дворян, прибыльщиков, немцев, но уговаривал между собой отнюдь не

заводить вражды, никого безвинно не оскорблять под страхом

смертной казни, всех заключенных в тюрьмах освободить и всем везде

устроиться по козацкому обычаю в десятки, выбрав атаманов и аса-

улов. При новом кошевом уже не только не запрещали Булавину

приглашать татар, но решали, что, когда Булавину пристанут бе-

логородские^татары, горские черкесы и калмыки, тогда и

запорожцы не задумаются идти на великорусские города. Булавин

переправился через Днепр, стал на урочище Вороное и оттуда кликнул

клич: <Атаманы молодцы, дорожные охотники, вольные всяких

чинов люди, воры и разбойники! Кто похочет с походным военным

атаманом Кондратием Булавиным погулять, по чисту полю красно

походить, сладко поесть да попить, на добрых конях поездить -

приезжайте к нему в вершины самарские!>

Мазепа с своей стоянки под Белою Церковью отправил против

Булавина полтавского полковника Левенца и охотного полковника

Кожуховского; но в то же время писал Головкину, что не слишком-

то доверяет искренности и верности посланных Козаков1. Без

сомнения, посылая войско против Булавина, Мазепа и здесь