Читаем Руфь полностью

Мисс Бенсон взялась за работу и принялась раздумывать о словах брата. Она не была убеждена до конца, но была смущена и относилась теперь к бедной девушке гораздо мягче.

<p>ГЛАВА XII</p><p>Уэльские горы исчезают из виду</p>

В следующие два дня мисс Бенсон все еще не могла ни на что решиться. Наконец на третий день за завтраком она сказала брату:

— Эту несчастную зовут Руфь Хилтон?

— Да? Кто тебе сказал?

— Разумеется, она сама. Теперь ей гораздо лучше. Я просидела у нее всю прошлую ночь и поняла, что она не спит, задолго до того, как собралась с ней поговорить. В конце концов я заговорила. Не помню, как мы беседовали, но Руфь, похоже, почувствовала себя лучше, когда смогла выговориться. Потом она рыдала и плакала, пока не заснула. Наверное, она и сейчас спит.

— Расскажи, что она говорила о себе.

— О себе — очень мало. Ей, видимо, тяжело рассказывать об этом. Руфь круглая сирота, у нее нет ни брата, ни сестры, а только опекун, которого, по ее словам, она видела всего раз в жизни. После смерти отца она училась шить платья у портнихи. Потом этот мистер Беллингам познакомился с ней, и они обыкновенно встречались по воскресеньям. Однажды вечером, уже поздно, они шли вместе по дороге и их случайно увидела ее наставница-портниха. Разумеется, наставница ужасно рассердилась. Девушка испугалась угроз, и мистер Беллингам уговорил ее поехать с ним в Лондон, немедленно. Это случилось в мае, если я не ошибаюсь. Вот и все, что она мне рассказала.

— Раскаивается ли она в своем проступке?

— По словам этого не было заметно. Но речь ее прерывалась рыданиями, несмотря на все старания сдерживать их. Потом Руфь робко и смущенно заговорила о своем будущем ребенке. Спросила меня, как я думаю, сколько она сможет зарабатывать шитьем, если будет трудиться очень усердно. И от этого мы снова вернулись к ребенку. Я вспомнила, что ты мне советовал, Терстан, и постаралась говорить с ней так, как ты желал. Но я сама не знаю, хорошо ли это. У меня все еще остается много сомнений.

— Не сомневайся больше, милая Вера! Благодарю тебя за твою доброту.

— Совсем не за что меня благодарить. В ней так много кротости и признательности, что, право, невозможно не чувствовать к ней снисхождения!

— Что же она намерена теперь делать?

— Бедное дитя! Руфь хочет снять квартиру — очень дешевую, как она говорит. А потом собирается работать с утра до ночи, чтобы содержать своего ребенка. «Он не должен терпеть нужды, чего бы мне это ни стоило, — говорила она с такой милой серьезностью. — Я вполне заслужила страдания, но малыш ни в чем не виноват». Ей, конечно, не заработать больше семи или восьми шиллингов в неделю. Притом я боюсь за нее: Руфь так молода и так хороша собой!

— Знает ли она про письмо и про те пятьдесят фунтов, которые миссис Морган отдала мне? И про те два письма?

— Нет. Мне не хотелось говорить ей про это. Пусть сначала немного поправится. Ах, Терстан, если бы не предвиделось, что она станет матерью… я думаю, можно бы было найти средство ей помочь.

— Каким же образом?

— Теперь бесполезно думать об этом. Мы могли бы взять ее к себе. Пожила бы у нас, а потом стала бы получать заказы на шитье одежды для твоих прихожан. Но ребенок — всему помеха. Ты уж позволь мне немного поворчать, Терстан. Я старалась быть к ней добра и говорила о ребенке нежно и почтительно, словно это королевский сын, рожденный в законнейшем браке.

— Это хорошо, моя дорогая Вера! Ворчи на меня сколько угодно. Я тебе все прощу за добрую мысль взять Руфь к нам. Но, значит, по-твоему, ее положение делает это решительно невозможным?

— Ну а как ты сам думаешь, Терстан? Такое даже трудно представить, что и говорить об этом не стоит.

— Почему же не стоит говорить? Ты ведь не объясняешь почему.

— Во-первых, если бы не было ребенка, то бедняжку можно было бы называть ее собственным именем — мисс Хилтон. А во-вторых, ребенок у нас в доме?! Да Салли просто с ума сойдет!

— Бог с ней, с Салли. Ну а что, если бы Руфь была нашей овдовевшей родственницей? — проговорил, рассуждая вслух, мистер Бенсон. — Ты сама сказала, что из-за ребенка ее могут принять и за вдову. Я только развиваю твои же собственные мысли, милая Вера. Мне очень понравилась твоя идея взять ее к нам. Это именно то, что мы должны сделать. Благодарю тебя, ты напомнила мне о долге.

— Но ведь я это только так сказала. Подумай о мистере Брэдшоу. О! Меня дрожь пробирает, когда я представляю, как он будет недоволен!

— Нужно думать о гораздо более высоком, чем о мистере Брэдшоу. Признаюсь, я и сам боюсь предположить, что будет, если он узнает правду. Он так строг и неумолим. Но в конце концов мы редко видимся. Ты ведь знаешь, без миссис Брэдшоу он даже никогда не заходит к нам на чай. Я думаю, он и не знает, кто живет у нас в доме.

— Не знает Салли? Ну нет! Знает, конечно. Он однажды спрашивал у миссис Брэдшоу, сколько мы ей платим, и говорил, что за эту цену можно было бы нанять служанку получше и помоложе. Кстати, о деньгах. Подумай только, во сколько нам это обойдется, если мы возьмем Руфь к себе на следующие шесть месяцев?

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги