Рудольф Нуреев. Неистовый гений

За полгода до парижских гастролей, в декабре 1960 года, Нуреева отправили танцевать в Йошкар-Олу¹. До города надо было добираться на тряском поезде, что само по себе портило настроение, да и сцена там оказалась скверной. После первого же вечера Нуреев решил: «Все, с меня хватит» – и, прервав гастроли, уехал в Ленинград. Но в Ленинграде его уже поджидала телеграмма: «Срочно явиться с объяснениями в Министерство культуры». В Москве ему объявили, что отныне он становится невыездным, а его поведение расценивается как «строжайшее нарушение трудовой дисциплины». Кроме того, он лишался привилегии «выступать на правительственных концертах»². Что касается концертов – это еще можно было пережить, но стать невыездным – это уже серьезно, да еще накануне первого в истории Кировского театра большого западного турне, намеченного надето. Прощай, свобода, прощай, Париж…

Но случилось так, что Рудольфу Нурееву улыбнулась удача.

Этой огромной удачей он обязан француженке Жанин Ринге, приехавшей на переговоры в Ленинград для подготовки гастролей. Она была сотрудницей ALAP³, структуры, обеспечивающей организацию культурного обмена между Францией и Советским Союзом. Приезд Кировского театра в Париж должен был стать значительнейшим событием в истории балета. Никогда еще прославленная труппа не танцевала во Франции, на родине классического балета. Первая попытка привезти в Париж артистов Кировского и Большого в 1954 году оказалась неудачной, потому что за неделю до начала гастролей Франция потерпела поражение в битве при Дьенбьенфу[8] и ей было не до балета. «Труппа Большого имела оглушительный успех в Лондоне в 1956 г., но западному зрителю этого было мало. В 1961 г. советское правительство решило наконец отправить Кировский в Париж и Лондон, а также в Нью-Йорк, в сентябре. Это был совершенно исключительный проект, – вспоминает Жанин Ринге. – В Ленинграде Константин Сергеев пригласил меня посмотреть „Лебединое озеро“, „Жизель“ и „Спящую красавицу“, которые намечались для гастролей в Париже. Я отметила, что солистки Кировского действительно великолепны, но среди мужской части труппы почти не было звезд. „Вот это всё“, – сказали мне. Совершенно случайно я заметила афишу „Дон Кихота“ и выразила желание пойти на спектакль. Сергеев принялся меня отговаривать: „Вы знаете, это слабый спектакль, он вам не понравится“, – но я все же отыскала местечко в зрительном зале. Балет и в самом деле был средним, однако я была покорена молодым танцовщиком, он исполнял роль Базиля. Все смотрели только на него. Почему же мне ни словом не обмолвились об этом артисте? Я узнала его имя у билетерши и, взволнованная, вернулась в гостиницу. В тот же вечер я отправила телеграмму директору агентства Фернану Люмброзо: „В Кировском прячут великого танцовщика!“ На следующий день пришел ответ: „Дорогая Жанин, вы слишком молоды, чтобы утверждать это“»⁴.

Вернувшись в Париж, Жанин Ринге продолжала настаивать: «Если вы мне не верите, спросите госпожу Фурцеву, министра культуры». Фурцева подтвердила, что Нуреев действительно «хороший танцовщик», но «слишком недисциплинированный». Жорж Сориа и Фернан Люмброзо, французские продюсеры, сделали все, чтобы Нуреева включили в списки. «Они требовали, чтобы Дудинскую и Сергеева заменили молодые артисты, способные зажечь парижскую публику. В крайнем случае они готовы были попросить вмешаться Центральный комитет Французской компартии…» – рассказывала мне Жанин Ринге⁵.

Советские чиновники попали в сложную ситуацию. Франция настаивала на участии в гастролях смутьяна, нарушителя спокойствия, которого следовало бы проучить. К тому же Нуреевым просили заменить самого Сергеева! Но престиж страны оказался выше иных соображений: 11 мая 1961 года Нуреев летит в Париж. Виза была выдана 6 мая, то есть за пять дней до вылета⁶. Правда, Рудольф опасался, что в последний момент его все-таки могут снять с рейса, что было весьма распространенной практикой, особенно в отношении балетных. Расслабился он, только когда самолет набрал высоту. Выездная комиссия никогда бы не выдала ему разрешения на выезд, если бы не вмешательство французской стороны!

Перед зарубежными гастролями все артисты проходили специальный инструктаж: нельзя встречаться с иностранцами, нельзя выходить в город в одиночку, потому что «Франция и Англия – очень опасные страны». Вы думаете, Нуреев, которому следовало бы быть вдвойне осторожным, собирался соблюдать эти запреты? Вовсе нет! Этот необузданный татарин – потомок Чингисхана, ненавидящий всякое принуждение, – тотчас же по прибытии в Париж бросился на завоевание этого манящего мира.