Рудничный бог

К Алексею Варскому приезжали только дважды – сначала, сразу после того, как схлынула волна арестов и начались первые допросы, его навестил отец. Несколько минут испытующе смотрел на сына, потом спросил: «Ну, и чего вы добились? Стоило это таких жертв?» Знавший крутой, упрямый нрав своего отца, князя из старинного рода Рарожичей, Алексей удержался от объяснений, и старый князь уехал ни с чем.

Чуть позже приезжал младший брат. Новости, привезенные им, были нерадостны. Елисей сообщил, что ни взятки, ни посулы ничего не дали – участь Алексея не смягчена, все осталось по-прежнему, а от его жены, Анастасии, никаких вестей. Только ее мать отписалась, что она лежит больная, в горячке и так плоха, что есть серьезная опасность для жизни. И – ни слова про ребенка. Алексей бросил жену беременной – дела Тайного общества поглотили целиком. Подготовка шла полным ходом, но внезапно выяснилось, что заговорщиков кто-то выдал. Решено было выступать почти на полгода раньше намеченных сроков, спешным порядком. И, как результат – провал всего дела.

Вспоминать тот день Алексей не хотел. Не потому, что стыдно – для себя он решил, что поступил правильно. И не его вина в том, что надежды и чаяния потерпели крах. Он сделал все, что мог и не жалел о принятом решении. Но следователи Особой Комиссии и император, решивший лично встретиться с некоторыми заговорщиками, считали иначе. Да что они! Отец, посетивший сына единственный раз за полгода, разве что не плевался с презрительной миной. Брат Елисей держался куда как теплее, да и то, видимо, в душе радовался тому, что все так обошлось. Сестрица Валерия передавала с ним письмецо – его тут же заставили прочесть вслух, не содержалось бы в нем крамолы? Но какую крамолу могла сковать девица неполных шестнадцати лет? Ее пока угловатый подростковый почерк долго стоял у Алексея перед глазами: «Милый братец! Мы тебя очень любим. Я ежеутренне молюсь Пресвятой Деве за тебя. Господь, спаси и сохрани тебя, и товарищей твоих, всех до единого…» Среди его товарищей был один, Владимир Шаховской, молодой корнет. Он в прежние времена часто бывал у Варских, а на детских балах несколько раз танцевал с Валерией. Ему было всего восемнадцать лет, Валерии – пятнадцать. И через два-три года они могли бы…

Нет, не могли. Теперь уж нечего думать о том, что никогда не свершится. Владимиру, вместе с другими судьба – кануть в неизвестных просторах Закаменья, Валерии – остаться в столицах, блистать в свете и пытаться забыть первое детское увлечение. Случайно или нарочно она в том письмеце написала много о домашних мелочах и своих мыслях о предстоящей разлуке с братом, но ни словом не упомянула влюбленного в нее корнета? Не заметила его чувств? Или наоборот? Что теперь гадать!

Что теперь гадать о чем бы то ни было? Следствие закончено. Приговор оглашен. Десять лет рудников и двадцать лет поселений. Почти столько же лет, сколько Алексей прожил на этой земле! А все же он считал, что ему повезло. Из камеры в камеру, невзирая на все ухищрения сторожей, а то и с их помощью за небольшую мзду передавали вести – кто приговорен к казни, кто – к вечному заключению в подземных казематах той же Навьей крепости, кто не дожил до суда, сошел с ума или покончил с собой. Трое пытались бежать. Безнадежно, без подготовки – просто внезапно кинулись к воротам, а охране было приказано стрелять… Алексей так не мог. Не хотел ни умирать, ни даже думать о смерти, пока не узнает, что с женой и ребенком. Получить бы хоть какую-нибудь весточку от Насти или ее родни! Но не было ничего. Только скупо оброненное Елисеем при той единственной встрече: «Все благополучно!» И Алексей жил. Цеплялся за надежду, что вот-вот его вызовут для свидания, и там, в перегороженном двойной решеткой глухом коридоре его будет ждать она, Настя. Пусть ничего не говорит, пусть только смотрит – и пусть ему будет дозволено несколько минут смотреть на нее.

Но не было ничего. Ни свидания, ни письма.

Зато наступил день отправки…

На этап пересылали небольшими группами, по полторы-две дюжины человек. Вечерами из камеры в камеру летел условный стук – кому быть следующими. Не знали до последнего – лишь накануне вечером присылали списки. И если они попадались на глаза подкупленному надзирателю, тот давал знак.

Настало время и для Алексея. Завтра! Что-то сжалось в душе, когда он услышал условный стук. Уже завтра! Все словно оборвалось внутри. Если вестей от Насти не будет до завтра, все кончено…

Вестей не было.