Рудимент

Изображение, с научной точки зрения, это ощущение, возникающее в организме под действием электромагнитной энергии на зрительный анализатор. Данное ощущение вызывает ответное действие, и не только в мозгу, но и на уровне подсознания. То есть, когда я смотрю комедию, голова моя переваривает увиденное в смех, и поднимается настроение, но в то же время в организме идут более глубокие процессы. Например, желудок лучше переваривает котлету. Подсознание незаметно воздействует на внутренние органы. Потому что изображения, будь то телевизор или рождественская открытка, активны по отношению к организму.

И многие из них агрессивны.

Я прочел несколько десятков статей по данному вопросу. К сожалению, приходится часто обращаться к словарям: мой английский еще хромает. Что такое агрессивные изображения? Вариантов много, но самыми опасными признаны периодические структуры, полоски, квадраты, повторяющиеся мелкие рисунки. В живой природе, в естественной среде, они практически не встречаются.

Самый простой пример — фасады небоскребов с бесконечными одинаковыми рядами прямоугольных окон, глазу не за что зацепиться. При постоянном, многолетнем воздействии подобных структур на зрение у человека развиваются неврозы, психозы и банальные стрессы. Три четверти урбанизированного населения планеты ежедневно подвергаются агрессии. Но никто не умирает, так как нервная система активно выбрасывает в кровь вещества-компенсаторы. Тот же самый адреналин, к примеру. Мы живем и наращиваем число умалишенных, не догадываясь даже о корнях явления.

В процессе видения глаз бессознательно совершает разные движения, пытаясь зацепиться за точку фиксации. Когда глазу не за что зацепиться, обозревая периодические структуры, возникают утомление и значительная нервная перегрузка.

Я видел рисунки Роби.

Они не способны довести человека до могилы. Куколка во всем видит крайности. Но злой гений Роби переносит на бумагу квинтэссенцию беспокойства.

Для желающих умереть его рисунки — прекрасное подспорье.

Винченто проворонил, что паренек рисовал для меня. И навел на мысль подговорить малыша к творчеству на свежем воздухе не кто иной, как Барков.

Барков рассказал мне про мост. Дело в том, что Владислава, незадолго до того случая с Дэвидом, подключили к Интернету. Раньше считалось, что его нервной системе повредит, а потом мама Дженны высказалась на собрании врачей в том духе, что повредить ему дальше уже невозможно. А парень чувствует себя ущемленным, и все такое. Откуда я это знаю? От Куколки, разумеется.

Лишний повод держать при ней язык за зубами. Дженна, когда вдохновится, способна выболтать любые секреты. Живой пример — ее письма, которыми она заваливает меня последнюю неделю. И ведь понимает, что Сикорски может заподозрить и отследить корреспонденцию на моем пи-си, а все равно шлет и шлет. Никак не может выговориться, бедняга…

Короче, Баркову наставили всяких фильтров, как и мне. Насчет секса, жестокостей и тому подобного. Но до конца не скрыться. Или Интернет есть, или его нет. Секс Владислава не шибко увлекал, зато он разыскал одну занятную публикацию в Омской газете. Там мост через Иртыш, и с моста прыгнули, взявшись за руки, две подружки. Им было лет по семнадцать.

Прыгнули в ледяную воду, потому что умер их музыкальный кумир. Я и не запомнил его фамилию Я сначала подумал: ну вот, теперь Барков будет меня доставать такого рода открытиями, придется от него прятаться.

Я сильно ошибался в себе. Во мне проснулся интерес, и с того дня как раз и потянулась ниточка которую Дженна обзывает «расследованием свободных журналистов». Она утверждает, что это я придумал, но я всего лишь намекнул, что постараюсь поступить на журналистский факультет. Барков сказал, что ему в компьютер вкатали фильтр, который отсекает все статьи, где имеются слова вроде «самоубийства». Достаточно широкий список слов. Я бы не стал ему помогать, еще не хватало ввязываться и рисковать собственным оборудованием, но Барков приволок мне ссылку на другую статью, которую сумел отрыть. Журналист написал ее без запретных слов.

Я загнал в браузер бесконечное число значков и снова увидел тот же самый мост. На сей раз трое школьников прыгнули в полынью. Оставили невразумительную записку, что их никто не понимает, явные наркоманы. А месяц спустя в трех кварталах от берега, с крыши, сиганул совсем молоденький пацан, на год младше меня. Побоялся принести домой двойки за полугодие. Для местных медиков три случая за короткий период — это уже эпидемия. Барков попросил меня внимательно присмотреться к стене дома, с которого прыгнул двоечник.

Я присмотрелся. После чего плюнул на дожидавшуюся меня работу над сайтом и поднял все материалы по всем трем Омским случаям.

— Ну, как? — спросил за ужином Барков.